Эволюция всего. Как на самом деле меняется мир вокруг нас

Сходство между технологией и биологией не ограничивается тем, что в обеих сферах происходит «наследование с модификациями», а процессы осуществляются методом проб и ошибок. По сути, биология и технология – информационные системы. Человеческое тело представляет собой выражение информации, записанной в ДНК, и организовано неслучайным образом, как раз благодаря экспрессии «информации». Паровой двигатель, электрическая лампочка или пакет компьютерных программ – тоже упорядоченные массивы информации. В этом смысле эволюция технологии представляет собой продолжение биологической эволюции – это процесс установления информационного порядка в неупорядоченном мире.

Более того, в технологии все сильнее проявляется автономность, характеризующая биологические сущности. Брайан Артур считает, что технология как самоорганизующаяся и самовоспроизводящаяся система реагирует на внешний мир и адаптируется к нему, расходуя и выделяя энергию, что является характеристикой живого организма (в том же смысле, как коралловый риф можно назвать живой системой). Понятно, что технология не может существовать без животных (человека), которые ее создают и поддерживают, но это справедливо и для кораллового рифа. И кто знает, не перестанет ли когда-нибудь технология зависеть от человека и не научится ли создавать и поддерживать себя самостоятельно? Кевин Келли считает, что «техниум» (эволюционирующий организм, включающий всю сумму имеющихся технологий) уже представляет собой «очень сложный организм, зачастую следующий собственным побуждениям». Он «хочет того же, чего хотят все живые существа: сохраниться навсегда». В 2010 г. в Интернете было примерно столько же гиперссылок, сколько синапсов в головном мозге, и в значительной степени обмен информацией происходит между компьютерами, а не между людьми. Отключить Интернет уже практически невозможно.

Это правда, что «техниум» имеет собственный эволюционный импульс и путь получения новых продуктов состоит в стимуляции технологической эволюции, а не в попытке конструирования продуктов с нуля. Руководство самолетостроительной компании Lockheed осознало это в 1940-х гг. и создало отдельные маленькие лаборатории, занимавшиеся разработкой практически случайных конструкций. Именно там впоследствии появились самолеты-разведчики U-2 и Blackbird и бомбардировщик Stealth. Такая же ситуация была в компании Google, сотрудникам которой предлагалось 20 % времени заниматься собственными проектами. Несколько лет назад международная корпорация Procter & Gamble отбросила идею о патентном праве и секретных исследованиях и перешла на позицию «открытых инноваций», в рамках которой она готова воспринимать идеи извне, сотрудничая с другими производителями. Этот проект получил название «Сотрудничество и развитие», и компания утверждает, что он приносит плоды. Например, в рамках проекта совместно с Университетом Цинциннати и другими партнерами была создана лаборатория Live Well Collaborative, занимающаяся разработкой продуктов для пожилых людей. В результате данной инициативы уже выпущено более 20 новых продуктов.

Это новое видение технологии в качестве автономной эволюционирующей сущности, которая продолжает развиваться вне зависимости от того, кто руководит процессом, открывает совершенно удивительные перспективы. Люди – лишь пешки в этом процессе. Мы движемся на волне, но не управляем ею. Технология находит своего изобретателя, а не наоборот. Вряд ли можно как-то остановить этот процесс, если только не уничтожить половину населения Земли, да и в этом случае, возможно, технологический прогресс продолжится. История запрета технологических новшеств весьма показательна. Императоры династии Мин в Китае запрещали большие корабли, сёгуны в Японии – огнестрельное оружие, в средневековой Италии нельзя было прясть шелк, в Америке в 1920-х гг. – производить и продавать алкоголь. Такие запреты могли длиться достаточно долго – три столетия в истории Китая и Японии, но в конечном итоге они отменялись, если существовала конкуренция. Но при этом во всем остальном мире эти технологии продолжали развиваться.

Сегодня невозможно представить, что остановится развитие компьютерных технологий. Какая-то страна мира обязательно приютит у себя программистов, какие бы строгие запреты, к примеру, ни принимала ООН (эта идея абсурдна, что только подчеркивает мою мысль). Проще затормозить технологический прогресс в крупномасштабных производствах, требующих больших инвестиций и государственного регулирования. Так, к примеру, Европа на протяжении 20 лет довольно успешно поддерживает фактический запрет на производство генетически модифицированного зерна из соображений безопасности и, по-видимому, может делать то же самое в отношении разработок сланцевого газа – думаю, в значительной степени из-за неприятного звучания слова «fracking»[29] («разрыв»). Но и эти процессы невозможно остановить повсеместно. Генетические модификации и разрыв породы практикуются повсюду, снижая потребность в пестицидах и выброс углекислого газа.