Эволюция всего. Как на самом деле меняется мир вокруг нас

Очевидным исключением из правила, утверждающего, что имитация обходится не намного дешевле оригинального открытия, является фармацевтическая технология. Очевидно, что «дженерики» дешевле запатентованных препаратов. В значительной степени это объясняется государственными правилами безопасности. Государство весьма обоснованно требует, чтобы все новые препараты прошли строгие клинические испытания и доказали свою безопасность и эффективность, так что для продвижения новых препаратов на рынок затрачиваются миллиарды долларов. Требуя от фармацевтических компаний расходовать такие гигантские суммы денег, государство обеспечивает им некоторую монополию на производство нового препарата. И все же существует множество подтверждений, что крупные фармацевтические компании тратят значительную часть прибыли на маркетинг, а не на исследования.

Наука – дитя технологии

Политики считают, что инновационный процесс можно открыть и закрыть, как кран. Процесс будто бы начинается с научного прозрения, которое затем транслируется в прикладную науку, а та, в свою очередь, становится полезной технологией. Поэтому патриотически настроенный законодатель должен обеспечить деньгами ученых, сидящих на верхнем этаже в башне из слоновой кости, и (о чудо!) из трубы на первом этаже начнет вытекать готовая технология.

Эта «линейная модель» научной стимуляции инноваций и благополучия восходит к Фрэнсису Бэкону – лорд-канцлеру и якобиту, полагавшему, что Англия должна брать пример с Португалии в использовании научных данных для новых достижений и коммерческой прибыли. Считается, что в XV в. португальский принц Энрике Мореплаватель финансировал обучение картографии, мореходному искусству и навигации в специализированной школе, расположенной на его собственной вилле на полуострове Сагреш, что способствовало исследованию Африки и большим доходам от торговли. Это и хотел скопировать Бэкон.

«Вест-Индия никогда не была бы открыта, если бы сначала не был создан судовой компас… У хорошего правительства нет более достойной роли, чем распространение осмысленного и полезного знания».

Однако последние исследования показали, что эта история – всего лишь миф или, точнее, часть пропаганды принца Энрике. Как и большинство инноваций, достижения португальских мореплавателей стали результатом проб и ошибок моряков, а не рассуждений астрономов и картографов. Скорее ученые шли вслед за нуждами путешественников, а не наоборот.

Бывший биохимик, а ныне экономист, профессор Теренс Кили приводит эту историю в качестве иллюстрации того, насколько ошибочна превалирующая в мире науки и политики линейная догма: наука продвигает инновации, а они, в свою очередь, продвигают торговлю. Люди не понимают, в чем корень инноваций. На самом деле, все обычно происходит наоборот. Если проанализировать историю открытий, каждый раз выясняется, что научный прорыв был результатом, а не причиной технического прогресса. Неслучайно в эпоху Великих географических открытий процветала астрономия. Паровой двигатель не обязан своим появлением науке термодинамике, тогда как наука термодинамика практически всем обязана паровому двигателю. Расцвет химии в конце XIX и начале XX в. был связан с нуждами красильной промышленности. Открытие структуры ДНК в значительной степени зависело от развития методов рентгеноструктурного анализа биологических молекул, которые применялись в текстильной промышленности для улучшения качества тканей.

И так в каждом случае. Ключевой элемент промышленной революции – механизация текстильной промышленности, с прялками «Дженни», веретенами, роликовыми челноками и сукновальными машинами, уходящими корнями в период индустриализации Ланкастера и Йоркшира, сопровождавшийся быстрым возвышением и обогащением Англии. И при этом никто из работников или предпринимателей, участвовавших в этих изменениях, не имел никакого отношения к науке. Практически то же самое можно сказать и о появлении мобильных телефонов в конце XX в. Бессмысленно искать важнейших участников революции мобильных телефонов в университетской среде. В обоих случаях технологический прогресс продвигали практики, пытавшиеся смастерить более совершенные машины. Философские рассуждения интересовали их меньше всего.

Как утверждает Нассим Талеб, вся история технологии – от строительства готических соборов XIII в. до создания современных компьютеров – представляет собой историю житейских правил, усваиваемых в процессе ученичества, счастливых откровений, попыток, ошибок и ремесленничества – того, что французы называют словом «bricolage».

Технология гораздо чаще рождается от технологии, чем от науки. И сама наука родится от технологии. Конечно же, время от времени наука может помочь технологии. Например, без молекулярной биологии не было бы биотехнологии. Однако модель Бэкона, постулирующая направленность вектора от науки к технологии и от философии к практике, неверна. Гораздо более мощный вектор направлен в противоположную сторону: новые технологии дают ученым материал для обдумывания.