Эволюция желания. Жизнь Рене Жирара

Сходным образом «Иван Карамазов не может понять, несет ли ответственность за убийство отца (к отцу Иван питает ненависть, которую обращает против себя, рискуя потерять рассудок, когда в галлюцинациях ему мерещатся глумливые насмешки льстивого черта, „созданного по его образу и подобию“), – писал Маккенна. – Поскольку „в мире, лишенном объективных ценностей, смысл – то, чем нас снабжают другие“, мы всюду находим соперников-двойников, и это повсеместное соревнование разобщает нас, восстанавливая против себя и других. В таких поздних произведениях, как „Братья Карамазовы“, Достоевский четко указывает, что нужно расстаться с манихейским образом какого-то гнусного беса, который якобы душит в зародыше наши добрые побуждения, расстаться с этой причудливой фантазией, которой философия Просвещения и ее пасынок – утилитаризм – маскировали нарциссизм с уклоном в бредовые иллюзии. Напротив, мы должны разглядеть дьявола („ложь и отца лжи“, как цинично аттестует себя Карамазов-старший) в других: тех, кто искушает и соблазняет желаниями, образец которых сам и дает, и неизбежно оказывает сопротивление, когда мы пытаемся им подражать»167.

* * *

Авиньон и семья были для Рене Жирара «коренной породой», но даже коренная порода бессильна перед эрозией и ходом времени. Жозеф Жирар медленно умирал от рака простаты. Жозеф был признанной фигурой, причем не только на региональном уровне. Его дряхление описывали коллеги из альма-матер – парижской Школы хартий: «В последние годы, когда Жозефу Жирару было под восемьдесят, он стал уже не столь активен. Ходил с трудом. Время от времени возвращался в Папский дворец, но подниматься по лестнице в свой кабинет было ему уже не под силу; он усаживался у дверей, болтая с охранниками, наблюдая за потоком посетителей, но ни за что не беспокоясь. Он часто возвращался в прошлое хотя бы в отголосках воспоминаний. В июне 1961 года ему сделали операцию, которая, несмотря на уход и заботу, окончилась неудачей… он постепенно покидал нас»168.

Когда Жирар получил телеграмму, Жозеф Жирар был in extremis169. «Когда его вызвали, он вылетел сразу же, – сказал Макси. – Он никак не мог быть уверен, что успеет вовремя или застанет отца в сознании». Но трогательнее всего рассказ Фреччеро, с которым Жирар беседовал после возвращения: Жирар примчался в родительский дом в Авиньоне, попытался заговорить с отцом, но никак не мог понять, чтó говорит умирающий. Мало-помалу Рене сообразил, что отец вернулся в прошлое и заговорил на провансальском – старинном языке этого региона.

Жирару-сыну выпал шанс побыть с Жираром-отцом в последние дни его жизни, и между ними произошло своеобразное примирение: Жирар-отец, антиклерикал, перед кончиной причастился Святых Даров. 7 мая 1962 года, как гласил старомодный некролог, он «упокоился с миром».

В следующем, 1963 году Жирара постиг более сильный и неожиданный удар – смерть Антуана, самого младшего брата. Мне запомнилось, как я беседовала об этом с Жираром: вечерело, и, сидя в изящной гостиной, я видела силуэт Жирара на фоне гаснущего неба:

– У моей матери он был очень поздним ребенком. Он был пятым ребенком в семье. Очень печальная история. Он всегда был трудным. Только у него из всех пятерых были проблемы с учебой. А в конце концов он покончил с собой.

Из-за проблем с учебой?

– Да, да. У него были серьезные проблемы… Об этом очень трудно говорить, видите ли, потому что, когда он покончил с собой, я уже жил в Америке. В сущности, я доподлинно не знаю, видите ли… У него всю жизнь были проблемы – с учебой, во взаимоотношениях с людьми, с однокашниками. Наконец, он покончил с собой.

На протяжении всего разговора Жирар давал понять, что знал Антуана плохо – ввиду разницы в возрасте и того, что жил вдали от Прованса. Впоследствии мне стало известно, что Жирар часто смягчал таким вот образом события былого, когда душевные раны заживали, зарастая плотным слоем рубцовой ткани. Обстоятельства смерти Антуана можно трактовать по-разному: вероятно, он бросился под трамвай. «По-моему, Рене считал это не самоубийством, а чем-то вроде folie, – вспоминал Фреччеро. – Он ощутил, что произошло нечто серьезное. Невозможно безразлично отнестись к смерти родного брата».