Эволюционизм. Том первый: История природы и общая теория эволюции

Следовательно, попытка синтеза генетики и кибернетики была нужна Шмальгаузену для того, чтобы привязать генетику к эволюционной морфологии, а не плестись у нее в хвосте, сверяя каждый шаг в исследовании эволюции жизни с тем, что в данный момент показали манипуляции в пробирке с дрозофилами. Источником недовольства Шмальгаузена, разумеется, была не сама по себе генетика, а диктат геноцентризма в эволюционной науке.

«Первые успехи генетики, – констатирует Шмальгаузен, – привели, как это обычно бывает, к значительной переоценке ее достижений. Генетикам того периода казалось, что для объяснения всего эволюционного процесса достаточно лишь двух изучаемых ими явлений – изменчивости и наследственности. После более внимательного анализа пришлось добавить ещё свободу скрещивания и изоляцию. Генетики пришли, правда, и к признанию значения естественного отбора, но первоначально лишь в его отрицательной форме – в качестве уничтожающего фактора. Лишь в последнее время пробивает себе дорогу понимание положительной роли естественного отбора как фактора, создающего такие редкие комбинации и комплексы наследственных единиц – генов, которые без направляющего действия отбора практически никогда бы не осуществились» (Там же. С. 19).

Ранее в своих книгах Шмальгаузен настаивал на ведущей роли именно отрицательной, элиминирующей стороны отбора, что, безусловно, было связано с необходимостью приспособления теоретической базы эволюционной морфологии к чересчур переоцененным успехам генетики. Здесь он уже не видит такой необходимости и прямо заявляет об ограниченности эволюционных горизонтов генетики и о необходимости ревизии ее вклада в теорию эволюции. Особенно это касается популяционной генетики, которая сыграла важнейшую роль в эволюционных представлениях XX века.

«Быстрое развитие генетики, и в частности, популяционной генетики, – продолжает свою методологическую рефлексию над генетикой Шмальгаузен, – не сопровождалось, однако, таким же прогрессом других биологических дисциплин. Поэтому синтез новых данных на современном уровне оказался невозможным. Вместо него произошло поглощение дарвинизма генетикой: дарвинизм был заменен «генетической теорией естественного отбора». Эта теория дает очень много, но она не охватывает всей сложности эволюционного процесса и не может объяснить всех его закономерностей» (Там же, с. 19–20).

Ранее, как мы помним, Шмальгаузен характеризовал генетическую теорию естественного отбора как торжество современного дарвинизма, как результат синтеза генетики и дарвинизма. Здесь же он, вполне признавая важность популяционной генетики для развития теории эволюции, прямо характеризует генетическую теорию отбора как поглощение генетикой дарвинизма. Более того. В конце 50-х – начале 60-х годов зарубежные коллеги Шмальгаузена постоянно писали о завершении эволюционного синтеза генетики со всем комплексом биологических дисциплин и создании на этой основе синтетической теории эволюции.

Шмальгаузен же не только не употребляет этого термина, но и прямо заявляет, что вследствие поглощения генетикой эволюционного потенциала других биологических дисциплин синтез новых данных на современном уровне оказался невозможен. В чем же причина столь неудовлетворительного состояния попыток эволюционного синтеза? Шмальгаузен четко определяет эту причину:

«При таком подходе в стороне остается индивидуальное развитие организмов, которое не может не влиять на эволюцию, так как отбор идет по фенотипам. Вместе с тем игнорируется сам организма как активный строитель своей жизни. Естественный отбор выступает в популяционной генетике как внешний фактор по отношению к организму. Направленность вносится в эволюционный процесс извне, а не является результатом сложного взаимодействия внешних и внутренних факторов» (Там же, с. 20).

Потратив целое десятилетие своей жизни на защиту генетики от лысенковских инквизиторов, Шмальгаузен вместе с тем хорошо понимает, что на генетическом селекционизме не может быть построен полноценный эволюционный синтез, что генетическая теория естественного отбора не может объяснить видообразования и может претендовать лишь на изучение внутривидовой дифференциации. Оставляя за рамками исследований активность организмов и ее взаимодействие с отбором, популяционная генетика вместе с тем дает слишком упрощенное, а возможно, и искаженное представление об эволюции. Отсюда вывод:

«Конкретное изучение механизмов, регулирующих эволюционный процесс, нуждается, по-видимому, в новом подходе и в новых методах. Такие методы может быть удастся найти, если подойти к проблеме регуляции эволюционного процесса с новых позиций, диктуемых учением об автоматически регулируемых устройствах – кибернетикой» (Там же).