Одним из важнейших направлений внутренней политики советских властей было интенсивное строительство национальных протогосударств, одновременно с созданием населяющих их наций. Одним из наиболее проблемных в этом отношении регионов была Средняя Азия. Во-первых, новые республики здесь основывались не на базе исторически сложившихся государств, вроде Хивы или Бухары, а получали границы, прочерченные буквально по линейке. Но главная проблема была в другом — в самосознании местного населения и его отношении к русским. Традиционная элита среднеазиатских народов была истреблена в революцию, а те, кто уцелел, оказались в эмиграции. Низкий культурный и образовательный уровень не позволял укомплектовать местными национальными кадрами даже политические посты в новообразованных государствах, не говоря уже о руководстве экономикой, инфраструктурой и т. д. Управление этими сферами, как правило, оставалось за русскими специалистами. По планам большевиков постепенно их должны были заменить местные кадры, но их подготовка требовала большого времени, а качество оставляло желать лучшего[162]
. Ключевая роль русских специалистов и русского населения среднеазиатских республик, а также память о русской колониальной администрации привели к тому, что у местных народов складывалось уважительное и даже почтительное отношение к русским и негативное отношение к набранной из национальных кадров местной элите. Свою роль также играло и то, что до революции русские власти уважительно относились к местным обычаям и порядкам, отменяя лишь самые дикие из них (пытки, кровную месть и т. д.), предпочитая просвещать и увлекать примером, чем навязывать. Советская власть радикально и грубо вторгалась в образ жизни и даже быт людей, запрещалось многоженство, запрещалось ношение традиционной женской одежды — паранджи, закрывались и разрушались мечети.В целом местное население гораздо охотнее считало бы себя подданными русского царя, чем гражданами социалистических республик — чуждых и непонятных. Для преодоления этого отношения советские идеологи стимулировали местное национальное самосознание, в том числе и за счет постановки местных жителей в привилегированное положение по отношению к русским. Закрытые директивы обязывали местные правоохранительные и судебные органы в случае конфликта между русским и местным населением отдавать предпочтение последнему. Партийные и комсомольские организации должны были неустанно бороться «с проявлениями великорусского шовинизма», то есть попытками русских защищать свои права. В высших и профессиональных учебных заведениях вводились национальные квоты, призванные обеспечить места для национальных кадров, вне зависимости от уровня подготовки. Одним из ключевых моментов было формирование у образующейся национальной интеллигенции высокого уровня национального самосознания вплоть до национального шовинизма. Здесь важную роль играло преподавание истории, и романы Василия Яна показались советским идеологам весьма полезными для этой миссии.
Рассмотрим первые два романа из цикла «Нашествие монголов» с точки зрения описания межнациональных отношений. В первом приближении мы видим три крупные этические группы — жители Средней Азии, монголы и русские. Наиболее подробно описаны первая группа, причем автор описывал хорошо знакомые ему реалии среднеазиатской жизни начала XX века, придерживаясь распространенного в то время мнения о «застывшей в прошлом» Азии, в которой ничего не меняется столетиями. Именно к этой группе принадлежит большая часть героев романа «Чингисхан» и около трети героев «Батыя», причем в большинстве случаев — это положительные герои. Характеры, бытовые реалии описаны наиболее подробно, поэтому герои выглядят живыми людьми, которым хочется сопереживать и сочувствовать.
В описании монголов автор не мог опереться на собственные впечатления, поэтому бытовым подробностям уделил куда меньше внимания. Зато личности завоевателей и в особенности их вождей выписаны ярко и образно. Чингисхан предстает не просто завоевателем, но создателем и выразителем некоей всемирной идеи. Он ведет войны не столько ради добычи, сколько ради воплощения концепции всемирной империи. Здесь автор книги не мог быть знаком с концепцией Г. В. Вернадского о наличии у монголов «всемирной имперской идеи», но самостоятельно пришел к почти такому же выводу.