Евпатий

Так (либо почти так) размысливал, наверное, Илпатеев в остатние денёчки свои, сиживая в одинокий вечер над злополучною бирюзовой тетрадью.

И на сём можно было завершить самодеятельное моё расследованье, если б для полноты картины, а главное предоставленья читателю собственной возможности умозаключений, я не обязан был рассказать последний эпизод, по времени предшествовавший прощальному визиту Илпатеева в гараж.

Итак...

37

— Сводка! — нащупал наконец Юра подходящее словцо в голове. — С-вод-ка данных, а не водка там какая-нибудь... Это понятно?

Студенты засмеялись. Шутка была не из блестящих, но для третьей пары и за четверть часа до финиша ничего, терпимо.

На кафедре, развивая в себе успех, он приблизился к столу Курдукова и, замахнув, подаваясь корпусом, левую руку на поясницу, прокартавил: «Пгавые делают ход конем и, г-газумеется, пгоиггывают! Нужен танк, Сег-гей Эдмундыч! Нужен Догошевс-кий! Иначе телег-гафа нам не взять!» — подмигнул зацепеневшему в поисках ответа Курдукову, снял с вешалки суму с торчавшей из неё рукоятью веника и, помахав всем рукою, вышел.

Был декабрь, венчающий тяжеленный этот год Лошади, и Юра, заранее веселея, шёл в одну такую, не для всех открытую баню при плавательном бассейне, где ждали друзья.

В глубине своей застывшей души Юра так и не поверил до конца, что на свете может быть убийство, подлое предательство и вообще что-нибудь непоправимо плохое, и даже вся эта череда событий с сыном вызывала в нём больше состояние недоумения и растерянности, чем ответного зла. Всё было словно понарошку, его разыгрывали, и скоро, наверное, прекратится. Поэтому снаружи крупное мужественное лицо его хранило выражение уверенной насмешки и даже превосходящего знания над окружающими.

— А, Юра! — выпустив в двери белый, пахнущий эвкалиптом парок, открыл ему Паша. — За-ходь! — Над короткими цветными трусиками пузо Паши напрягалось плотным безволосым барабаном.

Он тотчас исчез, а Юра, поставив на лавку сумку, начал раздеваться.

В раздевалке пахло водой, тем же эвкалиптом и ещё чем-то кисловатым, не то застарелым водочным перегаром, не то потом!

В углу два молодых человека в белых отглаженных рубашках играли в карты. На Юрино приветствие они ответили молчаливыми, но исполненными достоинства сдержанными кивками.

«Вот оно значитца как!» — неопределенно подумалось Юре. Ему не шибко глянулась баня с чужими, но жаль было раньше времени терять свой, редкий теперь, хороший настрой.

В холле-предбаннике стоял посередине бильярд, в углу телевизор, а у противоположной дверям парилки стены сантиметров на семьдесят от пола возвышался широкий деревянный помост. На нём, по-видимому, можно было делать массаж, мануальную терапию или ещё что-нибудь, и на нём, на его краешке, обхватя руками давно не стриженную голову, сидел, задумавшись, Илпатеев, старый Юрин дружок.

— Здоров! — толкнул его Юра в плечо.

— А! Здорово, Юра... — тою же, что и Паша, улыбкой осветился тот.

Юра осторожно выразил недоумение, что-де не многовато ли одежды в раздевалке на крючках, и Илпатеев, усмехнувшись, ввёл его в курс дела.

Призаводской НИИ, где Паша завлабом, дабы иметь деньги, создаёт своё малое предприятие. Паша прочится в директора этого МП, но всё не так-то просто, имеются препоны, помехи и всякое такое. Посему решено заручиться поддержкой самого Малек-Аделя. Не слыхал он, Юра, про такого? Слыхал? Ну вот. Паша должен Малек-Аделю понравиться, а их с Юрой задача усиливать ощущенье непреднамеренности и всеобщего товарищества... К тому же Юре и самому это может пригодиться, и Паша сие учёл. Сейчас все в парной, но скоро, наверное, выйдут...

— Это Емеля устроил, — заключил Илпатеев бесстрастно. — Тоже нечто, вероятно, рассчитывает поиметь.

— А Паша? — глупо переспросил Юра.

— А что Паша-то? — лицо Илпатеева сделалось злым. — Паше ныне деваться некуда! Семья, жить надо... Да и от Семёна он зависит.

— М-да-а-а! — выпячивая и подбирая губы назад, усваивал не без напряжения Юра. — Вот оно значитца теперича как!

Когда из одной из парных (другая была холодная) вышли гуськом Семён, Паша и восточного типа темнолицый мужчина со шрамом от угла рта, Юра поднялся, протягивая навстречу руку.

— Привет, Юрок! — схватил её своей потной возбуждённый до неестественности Семён. — Вот, знакомься, Шавлат Санчебеевич, это и есть наш доцент Троймер! Я рассказывал вам.

Темнолицый со шрамом спокойно, по-хозяйски оглядел Юру небольшими умными глазами.

— Шавлат, — подал полусовочком широкую, влажно розовеющую изнутри ладонь. — Рад познакомиться.

Юра, бормотнув имя и что он тоже рад, притронулся с опаской к этой страшной чужой руке.

— Ну ладно, мужики! — приобнял Юру сзади Илпатеев. — Вы сходили, теперь наша очередь, — и повлёк, утянул потихоньку Юру за собой в парилку.

Там обнаружилось ещё двое молодых людей повышенной мускулистости, только эти были в чёрных плавках и с ещё более старательно непроницаемыми лицами. На приветствие они ответили знакомым Юре кивком.