Эвпатриды удачи. Трагедия античных морей.

 Но есть у него и такие подробности, каких у Гомера нет. В отличие от ахейских, эти корабли были «синегрудыми». Троянцы умели ходить галсами, ставя парус наискось к ветру, причем реи их кораблей поворачивались при помощи канатов, привязанных к их оконечностям - нокам; они прекрасно ориентировались по звездам; их корабли имели острые носы - ростры, носили собственные имена, даваемые по фигуре, украшающей акротерий, а их опознавательным знаком («флагом»), как и у финикиян, служили прикрепленные на корме медные щиты. По греческому преданию, щит был изобретен как раз в крито-микенскую эпоху (когда разразилась Троянская война) в Арголиде братьями Претом и Акрисием во время их борьбы за трон.

 У Гомера один из его героев, троянец Гектор, упомянул стоскамейный корабль. Греки таких кораблей не знали, количество их гребцов не превышало полусотни (каждому полагалась отдельная скамья). Трудно поверить в то, что такими длинными и малоповоротливыми судами владели троянцы. Может, Гектор попросту хвастался? Но ведь Гомер «напрасно не бросает эпитетов»... Неожиданное решение находим у Вергилия:

Вел «Химеру» Гиас - корабль огромный, как город,
С силой гнали его, в три яруса сидя, дарданцы,
В три приема они три ряда весел вздымали.

 Первая в мире триера?! Трудно было бы переоценить это свидетельство, если бы оно, как описание «греческого огня», принадлежало Гомеру, а не поэту века Августа. В другом месте Вергилий снова упоминает стовесельныи корабль, умалчивая на этот раз о его конструкции. Но это уже более позднее время, когда триеры могли появиться.

 А нельзя ли узнать, с какой скоростью водили дарданские кормчие свои корабли? Об этом можно судить по двум намекам Вергилия - и опять же с оглядкой на фактор времени. В начале своих скитаний Эней делает два перехода: Делос - Крит и Крит - Строфады. Их величина составляет соответственно примерно двести десять и триста двадцать километров. Вергилий указывает, что первый отрезок троянцы одолели к рассвету третьего дня:

Что же! Куда нас ведут веленья богов, устремимся
Жертвами ветры смирим и направимся в Кносское царство.
Нам до него невелик переход: коль поможет Юпитер.
Третий рассвет корабли возле критского берега встретят.

Второй отрезок, более длинный, троянские корабли одолели к рассвету четвертого дня, причем с попутным ветром:

Вышли едва лишь суда в просторы морей, и нигде уж
Видно не стало земли - только небо и море повсюду,-
Как над моей головой сгустились синие тучи -
Тьму и ненастье суля, и вздыбились волны во мраке,
Вырвавшись, ветер взметнул валы высокие в небо,
Строй кораблей разбросав, и погнал по широкой пучине.
Тучи окутали день, и влажная ночь похищает
Небо, и молнии блеск облака разрывает все чаще.
Сбившись с пути, в темноте по волнам мы блуждаем вслепую.
Сам Палинур говорит, что ни дня, ни ночи не может
Он различить в небесах, что средь волн потерял он дорогу.
Солнца не видя, три дня мы блуждаем во мгле непроглядной,
Столько ж беззвездных ночей по бурному носимся морю.
Утром четвертого дня мы видим: земля показалась,
Горы встают вдалеке и дым поднимается к небу.
Тотчас спустив паруса, мы сильней налегаем на весла,
Пену вздымая, гребцы разметают лазурные воды.

Руководствуясь этими недвусмысленными указаниями на круглосуточное плавание, можно заключить, что средняя скорость троянских кораблей была очень высока для того времени - чуть меньше двух с половиной узлов в штормовых условиях (для сравнения: корабль Одиссея плыл со средней скоростью, едва превышавшей один с четвертью узел; во времена Геродота этот показатель увеличился до двух с половиной, а во времена Плиния - до четырех). Здесь, возможно, как раз тот случай, когда Вергилию можно не поверить: он явно перенес на корабли героической эпохи скорости судов более позднего времени.