Евразийская империя. История Российского государства. Эпоха цариц

Конец восемнадцатого века – время, когда в развитых странах Европы, прежде всего в Англии, разворачивалась индустриальная революция. Быстрее всего развивались металлургическая и текстильная промышленность, огромный рывок сделала торговля.

Росли эти производства и в России, где, благодаря богатым месторождениям руды, почти втрое увеличилась выплавка чугуна и почти вдвое выплавка стали. Появилось множество хлопчатобумажных фабрик, полотняных мануфактур.

Но рост промышленности мог бы быть гораздо значительнее, если б не тормозился двумя хроническими недугами: слабым развитием городов и нехваткой рабочих рук. Основная масса работников была прикреплена к земле или обслуживала господ в качестве «дворовых», из-за этого приходилось повсюду использовать малопроизводительный подневольный труд – на заводах, стройках, рудниках.

Но даже и таких, лично несвободных «фабричных» в России к концу века насчитывалось всего 100 тысяч, то есть меньше одного процента всех занятых. В Англии же к этому времени сельским хозяйством жила лишь треть работающих – основная часть трудовой силы перетекла в промышленность.

Что касается торговли, то, с одной стороны, ввоз и вывоз товаров при Екатерине очень увеличился (в значительной степени благодаря появлению черноморских портов). В 1790 году, то есть накануне больших европейских войн, разрушивших коммерцию, стоимость российского экспорта составляла двадцать семь с половиной миллионов рублей, что приносило казне большие прибыли от таможенных сборов. Однако до Британии, экспорт которой в том же году равнялся 125 миллионам, и Франции (более 100 миллионов), России было далеко, а кроме того, существовала огромная диспропорция между внешним и внутренним товарооборотом.

Внутри страны товарно-денежные отношения едва теплились. У населения было очень мало наличности, повсеместно преобладало натуральное хозяйство. Русские крестьяне сами себя кормили, одевали, обували, сами же изготавливали орудия своего труда. В конце столетия средний подданный империи тратил за целый год всего 17 копеек, да и то, вероятно, преимущественно на выпивку.

Держава была великой в военном отношении, но не в промышленном и не в торговом. В этом смысле при Екатерине II мало что изменилось.

Приближение грозы

В царствование Екатерины разразился самый обширный народный бунт за всю русскую историю. Непосредственным толчком к нему, как и во всех предыдущих подобных случаях (восстания под предводительством Болотникова, Разина, Булавина), стали лишения, вызванные затяжной войной, но причины следует искать во внутриполитическом курсе, который проводило правительство. За предшествующее десятилетие положение крестьян все время ухудшалось. Желая заручиться поддержкой дворянства, Екатерина делала это за счет крепостных, которые теперь не могли даже пожаловаться на свои обиды. Кроме того, освободившись от обязательной службы, многие дворяне стали жить дома, по деревням, и злоупотребляли своей помещичьей властью, что сильно обостряло отношения между господами и их рабами.

Активными участниками народной войны стали еще три группы населения, тоже очень недовольные своим положением: заводские крестьяне, влачившие совершенно каторжное существование; приволжские нехристианские народы, и прежде не раз восстававшие против притеснений; наконец, городские низы, на которые тяжелым грузом легло введение временных военных налогов.

Положение усугублялось тем, что из-за войны с турками внутри страны оставалось мало войск.

При этом нельзя сказать, чтобы пугачевское восстание грянуло внезапно, как гром среди ясного неба. Большой грозе предшествовали тревожные раскаты грома, которым правительство не придало должного значения.

Первым таким предупреждением был московский Чумной бунт.

Страшная зараза стала проникать в страну после того, как русские войска вошли в охваченную эпидемией Молдавию. В старой столице небольшая вспышка болезни случилась в январе 1771 года, но из-за холодов скоро прекратилась, и престарелый московский генерал-губернатор граф Салтыков (победитель при Кунерсдорфе) не озаботился никакими превентивными мерами.

С приходом тепла чума стала набирать силу, так что к концу лета ежедневно умирало по несколько сотен человек. Надо было оцепить город кордонами, но у Салтыкова не хватало на это солдат, а организовать заставы каким-то иным образом он не умел и лишь набивал больницы и карантины заразившимися. Смертность от этого лишь возрастала. Из двенадцати тысяч московских домов в половине кто-нибудь болел, а в трех тысячах домов умерли все, кто там жил.

В городе царили ужас и паника, причем больше всего люди боялись именно больниц и карантинов. Из-за отсутствия всяких представлений о гигиене эпидемия все время расширялась: кто-то грабил умерших и заражался от них, больные сбегали от врачей. Власть выглядела совершенно беспомощной.