Вот два примера войны по-пугачевски.
Единственной крепостью Яицкой линии, которая оказала мятежникам серьезное сопротивление, была Татищева, где засел бригадир фон Билов с присланными из Оренбурга солдатами. Они открыли такой плотный огонь, что невозможно было подступиться к стенам. Тогда Пугачев, пользуясь направлением ветра, поджег стога сена, и произвел удачный штурм под прикрытием плотной дымовой завесы.
Под Оренбургом ему удалась и более сложная комбинация. Было известно, что гарнизон ждет «сикурса» – к осажденным двигался большой воинский контингент бригадира Корфа. Пугачев приказал открыть в степи пушечную пальбу, чтобы в городе подумали, будто к ним прорывается подкрепление, а на пути следования устроил артиллерийскую засаду. Не ожидая от простого казака подобных сложностей, генерал-майор Валленштерн поспешил выйти в поле, ведя с собой 2 400 солдат, больше половины всех наличных сил. «Когда ж натянул на то место, где лежал в закрытии Чумаков [начальник повстанческой артиллерии], и так жестоко их поразил, что принуждены с немалым уроном в город возвратиться», – с явным удовольствием вспоминает на допросе эту удачную операцию Емельян.
На первом этапе войны Пугачеву вообще очень помогало то, что царские генералы относились к противнику пренебрежительно. Для подавления восстания отрядили генерал-майора Кара, который писал Екатерине: «Опасаюсь только, что сии разбойники, сведав о приближении команд, не обратились бы в бег». Чтобы не упустить разбегающихся, Кар двигался широким фронтом, разделив свой корпус на несколько групп. Все они были атакованы по отдельности и разбиты, причем большой отряд симбирского коменданта полковника Чернышева сгинул целиком: две тысячи солдат перешли к мятежникам, тридцать шесть офицеров были повешены. Не избежал разгрома и сам Кар, едва спасшийся бегством. Потом, оправдываясь, он напишет про «разбойников», которых вначале так презирал: «Артиллериею своею чрезвычайно вредят; отбивать же её атакою пехоты также трудно, да почти и нельзя; потому, что они всегда стреляют из неё, имея для отвозу готовых лошадей, и как скоро приближатца пехота станет, то они, отвозя её лошадьми далее на другую гору, и опять стрелять начинают, что весьма проворно делают и стреляют не так, как от мужиков ожидать должно было».
Но, будучи хорошим тактиком, Пугачев не умел выстроить никакого плана кампании, очень напоминая в этом смысле другого народного вождя, Степана Разина.
Главной причиной поражения восстания на первом его этапе, оренбургском, стало то, что казаки с башкирами, не сумев взять город, надолго застряли под его стенами. Осада растянулась чуть не на полгода. Время было упущено, правительство имело возможность собрать и отправить на окраину серьезные силы.
А «государь Петр Федорович» тем временем весело жил в Бердской слободе под Оренбургом, пируя со своими «енаралами», часть которых для пущей солидности тоже превратились в самозванцев рангом пониже. Казак Зарубин по кличке Чика был объявлен «графом Чернышевым», казак Андрей Овчинников – «графом Паниным», Максим Шигаев – «графом Воронцовым» и так далее. Эти громкие имена были известны в народе и своим звучанием подкрепляли убедительность прав воскресшего «императора». Создал Пугачев и собственное правительство, назвав его «Военной коллегией» по примеру петербургской. Этот орган занимался не только войсковыми делами, но и административно-финансовыми, а также судебными. В коллегии заседали бородатые фельдмаршалы, аншефы и фельдцейгмейстеры, увешанные лентами и зведами. Поскольку Екатерину «император» сулился сослать в монастырь, скоро появилась и «императрица», шестнадцатилетняя красавица казачка Кузнецова, а при ней, как полагается, штат фрейлин.