Заключение. Итоги и уроки восемнадцатого века
Успехи и неудачи империи следует оценивать в имперской же системе координат, и с этой позиции итоги описываемого периода выглядят впечатляюще.
С 1725 года количество российских подданных увеличилось почти втрое, бюджет – вчетверо, границы распространились от Пруссии и Австрии до Америки.
Обе нерешенные Петром внешние задачи были выполнены.
На юге наконец стало доступно Черное море. Весь его северный берег и Крымский полуостров перешли к России. Началась активная колонизация плодородных земель, которые со временем станут житницей страны. Появились новые, быстро развивающиеся города. Создание севастопольского флота и строительство крепостей давало возможность строить еще более грандиозные планы: о распространении влияния на Балканы и Грецию, о захвате Константинополя, о выходе из черноморского «пруда» на средиземноморские просторы.
На западе осуществилась и даже перевыполнилась другая давняя мечта русских царей – они стали не номинальными, а подлинными государями «Малыя и Белыя Руси», то есть объединили под своим скипетром все восточноевропейские народы, уничтожив Польшу.
На всем столетии лежит тень Петра Великого и его замыслов, но главной фигурой эпохи стала женщина, Екатерина Великая, историческое значение которой никак не меньше.
Петр превратил Россию в империю, заложив основу этой мощной, но дорогостоящей государственной машины. Екатерина не могла избавиться от гандикапов этой конструкции, но научилась пользоваться ее плюсами. «В ее царствование, – пишет французский посол де Сегюр, – Россия стала державой европейской. Петербург занял видное место между столицами образованного мира, и царский престол возвысился на чреду престолов самых могущественных и значительных».
Но важнейшим вкладом Екатерины в имперское строительство было не увеличение размеров державы, а ее укрепление. Царица существенно реформатировала внутренний механизм державы, для чего пришлось отойти от классической «ордынской» модели, пошатнувшейся в семнадцатом веке и бескомпромиссно восстановленной Петром.
Первый император убрал «подпорки», которыми по слабости пользовались первые Романовы: боярскую думу и патриархию. С восемнадцатого века все функции управления опять сосредотачиваются в руках самодержца – совсем как во «втором» русском государстве, разрушенном Смутой. При Петре ни одно государственное решение, даже самое мелкое вроде того, кому как одеваться или как устраивать похороны, не могло быть принято без государя.
Дальнейшие события показали, что в современном мире подобное «ручное управление» может работать – и то неважно – лишь при феноменально деятельном монархе вроде Петра. При менее активных государях жизнь страны разлаживается, а то и парализуется.
Выход из ситуации нашла Екатерина II. Петр европеизировал лишь фасад азиатской постройки; Екатерина осуществила настоящую модернизацию, приспособив здание российской государственности к новым условиям. Она поделилась властью с высшим сословием и тем обеспечила державе ресурс помощников, объединенных с монархом общностью интересов.
Увеличение российской территории в XVIII веке.
При этом, поиграв с идеей более широких либеральных реформ, императрица воздержалась от них – устрашилась последствий. Опасения эти были небезосновательны. Необдуманный демонтаж «ордынской» вертикали чреват кризисом, а то и распадом всей системы. Извечный резон, который будет звучать и в дальнейшем, вплоть до сегодняшнего дня, состоял в том, что столь обширная и разнородная страна без «твердой руки» неминуемо впадет в хаос.
А страна делалась всё обширней и разнородней. В семнадцатом веке администратор, назначенный воеводой в самую восточную область, скажем в Якутск, добирался из Москвы года три. А в 1801 году гонцу с царским указом приходилось ехать уже из Петербурга, да не в Якутск, а много дальше, на Аляску. Иное решение: перестроить государство по другому принципу, предоставив регионам автономию, никем не рассматривалось, поскольку оно в принципе противоречило идее жестко централизованной «ордынской вертикали».
Восемнадцатый век преподал самодержавной монархии несколько важных, дорого давшихся уроков.
Выяснилось, что власть и даже жизнь государя зависят прежде всего от ближнего, столичного круга дворянства. И здесь есть два способа удерживать ситуацию: жесткий, через запугивание, и мягкий, через выгоду, причем второй действенней. Это ноу-хау открыли женщины: сначала Елизавета, потом вторая Екатерина. Если высшая власть – не пугало, а нечто вроде лотереи, которая дает шанс разбогатеть и возвыситься, слуги сильнее стараются и достигают большего. «По-матерински» править и безопаснее, и эффективнее. Печальный же пример Павла I показал, что диктатор, который нерасчетливо награждает и недостаточно пугает, плохо заканчивает.