Евразийская империя. История Российского государства. Эпоха цариц

Менее радостно закончилось для Тредиаковского приказание поучаствовать в знаменитом действе с Ледяным домом, живописно изображенное романистом Лажечниковым и другими авторами.

Чудесный дворец изо льда был выстроен на Неве зимой 1740 года для потешного бракосочетания старого шута князя Михаила Голицына-Квасника с пожилой шутихой Бужениновой. Одним из пунктов обширной программы развлечений значилась декламация скабрезного стихотворения, которое и поручили сочинить ученому пииту.

Кабинет-министр Волынский, находившийся тогда в зените могущества, обошелся с Василием Кирилловичем, как с последним холопом: сначала велел приволочь чуть ли не силой, в ответ на жалобные речи поколотил, а потом велел еще и выдрать.

Страдая от побоев и обиды (но, кажется, не от унижения, поскольку понятие личного достоинства у русских людей тогда еще не сформировалось), Тредиаковский тем не менее выполнил заказ.

Похабное стихотворение, начинавшееся строками «Здравствуйте, женившись, дурак и дура, ещё и блядочка, то-та и фигура», поэт зачитал перед царицей и вельможами в потешном платье и клоунской личине.

Впоследствии Василий Кириллович, правда, получил за свои обиды компенсацию – целых 360 рублей, так что остался не в претензии.

Вероятно, самая значительная перемена в русской жизни была подготовлена указом 1731 года, хотя на первый взгляд он не слишком примечателен. Речь в нем шла всего лишь об имущественных правах дворянских вдов, которым отныне по закону полагалась часть собственности умершего супруга. С этого момента женщины благородного звания получают юридическую самостоятельность, могут отстаивать свои интересы, судиться за свои права – век становится «женским» уже не только на уровне престола, но и в широком, общественном смысле. Это еще одно важное свершение столь непопулярной у историков аннинской эпохи.

Дела внешние

Страна, ставшая империей

Когда страна, прежде бывшая национальным государством, то есть жившая преимущественно внутренними интересами, превращается в империю, содержание и смысл ее внешней политики кардинально меняются. Империя взваливает на себя массу тяжелейших обязательств. Нужно постоянно расширяться; нужно сохранять и увеличивать свое международное влияние; нужно защищать сателлитов; нужно тратить основную часть доходов на вооруженные силы. Одним словом, на этой розе хватает острых шипов.

На первый взгляд позиция, на которую Петр Первый вывел свою страну, выглядит невероятно выигрышной. Россия вошла в ряд великих держав, стала владычествовать в Балтийском бассейне, приобрела множество земель, а еще большее количество сделала в той или иной мере зависимыми – Курляндию, Мекленбург, Голштинию, да, в общем, и огромную Речь Посполитую. Захват южного побережья Каспия гипотетически открывал дорогу в Индию. За юго-восточными степями и пустынями лежала аппетитная Средняя Азия. Где-то по ту сторону Сибири маячила Америка, куда Петр снаряжал экспедицию Беринга.

И каждое, буквально каждое из этих достижений влекло за собой проблемы.

Положение одного из главных политических игроков Европы требовало активного вмешательства в любые конфликты, сулившие изменение баланса сил между державами.

Северогерманская зона влияния сталкивала Россию с Данией и Англией (король которой одновременно являлся ганноверским курфюрстом).

В подконтрольной Польше вечно происходили потрясения, требовавшие дипломатического, а то и военного вмешательства.

А еще приходилось участвовать в политических интригах Швеции, потому что одна из тамошних партий являлась союзницей Петербурга, и как же было ей не помочь?

Ослабление Турции позволяло надеяться на то, что в следующий раз, может быть, удастся закрепиться на Черном море, а то и получить заветный выход в Средиземноморье.