После сказанного выше становится понятным увлечение интеллигентных слоев западного еврейства (исчерпывающих, в сущности, весь наличный человеческий состав его) пацифизмом, паневропеизмом и глубоко упадочным явлением Лиги Наций, являющейся, в сущности, организацией утверждения созданного в Европе мирными договорами положения, надзора за этим утверждением крупнейших европейских держав, внушения побежденным и униженным необходимости примирения со своим положением, да еще тревожного и недоверчивого наблюдения за глубоко непонятной и ненавистной Россией и закрепления ее политического и территориального ослабления[9]
. Дифирамбы еврейских верхов Лиге Наций и связанность с нею англо-сионистских проектов даже дали сильный козырь в руки крайних антисемитов, считающих Лигу одним из орудий осуществления пресловутых еврейско-масонских планов захвата владычества над человечеством.И вот этот свирепый, злобно-утопический лозунг вывода, в планетарном масштабе, человечества из царства истории в царство рационального учета, экономики, биологии даже просто травоядно-сытой зоологии, оказался идеальным разрядителем для энергий, аккумулированных в охолощенной и озлобленной душе периферийного еврея. Утилизируя с присущим ему неоспоримым практическим чутьем всяческие оказавшиеся в России под рукой инородческие массы (латышские, венгерские, китайские, немецкие и т. д.), большевизм широко использовал лжемессианский пафос еврейской периферии, быстро и верно оценил его надежность в смысле возможности неожиданно-рецидивных увлечений какими бы то ни было метафизическими, иррациональными, патриотическими и пр. «предрассудками» и возложил на нее задание быть избранным сосудом для хранения некоторых из самых ценных специй и составов кухни коммунистической благодати. Мы считаем, что было бы огромной ошибкой связывать с периферийно-еврейской стихией в большевизме все проявления этого гигантского и многообразного феномена, и некоторые его стороны, например бесшабашный разгул почуявшей полную свободу разрушения низовой народной стихии, упоение солдатско-матросской вольницы массовым истреблением невинных, огромный территориальный размах и пафос дерзновения воистину планетарного, — все это только искусственными ухищрениями застарелого предубеждения можно было бы связать с проявившим себя в революции элементом par excellence еврейским. Тем не менее некая струя этого элемента, которую мы выше попытались посильно очертить, и притом струя идейно и персонально-количественно (как в абсолютном, так и в относительном смысле) достаточно значительная и выделяющаяся среди бурных и мутных перекатов грандиозного прибоя, — может быть отчетливо различена, и притом во всех отраслях и областях социалистического разрушения и «строительства» — хозяйственного, политического, дипломатического, военного, технического и т. д.
С другой стороны, для дрябло-скептического и глубоко негероического и нетворческого духа периферийно-еврейского революционера осталось, даже post factum, навеки скрытым и непостижимым чудом нарождения нового инстинкта и пафоса национально-государственного делания[10]
, забрезживших