Мы надеемся, что достаточно определенно наметили ту область и те планы, в которых может быть поставлен вопрос об ответственности и размерах еврейского участия в революции. Мы по совести убеждены, что уже одни внешние пространственные и численные масштабы и эффективный размах революции в сопоставлении с истинными размерами численности еврейской периферии и идейной значительности ее духовно-культурного творчества исключают возможность рассмотрения этого вопроса в плане причинно-следственном, то есть том плане, который так часто стоит в центре внимания вульгарно-антисемитских исследований корней и причин российской катастрофы. Присутствуя при споре между русским и евреем о генезисе русской революции, об ответственности евреев и т. п., чувствуешь вчуже неловкость — прежде всего от грубого смешения планов и точек зрения, проявляемого с обеих сторон, и уже потом от недооценки истинных размеров культурно-бытового расхождения русского правящего слоя старого порядка с основным народным примитивом и возникших отсюда трагических недоразумений и тупиков — со стороны русского; и от потуг на детерминистское оправдание и выгораживание еврейских тяжких грехов всяческими действительными и мнимыми страданиями при старом порядке и от всего остального устаревшего и легковесного арсенала доводов — со стороны еврея. И необходимо когда-нибудь и нам, евреям, понять, что голос истинной совести, поскольку она еще сохранилась в тех из нас, кого не смыли и не унесли в пропасть изуверского материализма мутные волны периферийного, безбожия, — этот голос повелительно диктует необходимость открытого и искреннего признания того, что во многих ужасных сторонах и явлениях революционной катастрофы проявились начала, в которых при внимательном и беспристрастном наблюдении нельзя не заметить их слишком компрометирующего родства с продуктами религиозно-культурного вырождения и распада еврейской души в связи с утратой ею живого чувства мессианского призвания в этом мире перед лицом Божьим и человечества. В этом смысле была бы проявлением нестерпимого духовного высокомерия, лишним подтверждением давнего мнения об «иудеев роде, строптивом и лукавом», совершенно безнадежная попытка отрицать нашу вину и ответственность за эти явления, не в плане количественном и причинно-следственном, но в порядке отношения между некоей платоновой идеей и ее пусть неявственным и несовершенно адекватным, но реальным земным осуществлением; в этом смысле вина наша рано или поздно будет поставлена на суд истории и совести религиозного человечества.