Евреи и христиане в православных обществах Восточной Европы

В Покровском соборе, построенном в память о победе московского войска над казанскими татарами, по мнению М.А. Ильина, нашли место «горделивые чувства…рожденные силой и славой Московского государства, и представление о Москве как о новом центре – „новом Иерусалиме», несущем спасение всему православному миру»[545]. Особое значение в этом соборе имел придел, посвященный, как и тверская надвратная церковь, входу в Иерусалим[546]. М.А. Ильин предположил, что это посвящение можно сопоставить с триумфальным въездом покорителя Казани Ивана IV в Москву в октябре 1552 г.[547]. «Грозный, – пишет Ильин, – торжественно въехал в Москву подобно Иисусу Христу, въехавшему в Иерусалим – в свой дом и город»[548].

Подтверждением особого статуса Покровского собора, по наблюдению А.Л. Баталова, может служить и тот факт, что его строительство внесло изменение в чин «хождения на осляти» в неделю Ваий. С 1560 г. шествие, которое символизировало въезд Иисуса Христа в Иерусалим, происходило от Успенского собора к собору Покрова на Рву, который в контексте нового чинопоследования стал олицетворением самого Иерусалима[549].

Покровский собор, помимо Иерусалима земного, символизировал и Иерусалим небесный, жилище праведных, где нашли вечный покой русские воины, сложившие свои головы при взятии Казани[550]. Таким образом, этот собор олицетворял собой храм-город – «вышний Иерусалим», которым он почтил память своих доблестных сынов[551].

А.Л. Баталов и Т.Н. Бятчанина замечают, что идейно-символический замысел собора возник в книжной среде, «но наряду с книжными представлениями об Иерусалиме народное сознание подвергло самым парадоксальным перевоплощениям богословские понятия, связанные с символическими осмыслениями Иерусалима»[552]. Покровский собор одновременно являлся символом земного Иерусалима (как и в храме Воскресения в Иерусалиме, его центром является увенчанная шатром ротонда[553]), нового Иерусалима – Москвы, а также небесного Иерусалима, священного Сиона, где пребывают святые (башнеобразные приделы могли символизировать его башни, а промежуточные – «селения праведных»)[554].

Новейшие работы исследователей показывают, что представления о новом избранном Богом народе, во главе которого поставлен боговенчанный русский царь, руководила и создателями так называемого Мономахова трона – молельного места Ивана IV, установленного в юго-восточной части Успенского собора Московского Кремля[555]. По мнению М. Флайера, этот трон был призван подчеркнуть «сущность русского монарха как правителя, Богом поставленного над новым богоизбранным народом»[556]. Архитектурная форма места, особенно его верхняя часть, сделанная в форме шатра, вызывает ассоциации с иерусалимскими храмами Воскресения Господня и Соломона, а также с напрестольными сионами, которые воспринимались как подобия «небесного Иерусалима»[557]. Его создание и установка в главном соборе Московского Кремля являлись частью программной сакрализации первого русского царя[558]. Расположенный перед иконостасом рядом с висевшей на южной стене собора иконой «Благословенно воинство небесного царя», Мономахов трон должен был показать, что богопомазанный русский царь Иван IV является пастырем, который, как новый Моисей, призван вести вверенный ему народ к Богу в небесный Сион, образом которого и служил иконостас.

Как показывает анализ всего комплекса памятников (литературных, изобразительных и архитектурных), важной идеологической составляющей процесса становления и укрепления Русского государства являлось провозглашение русского народа новым избранником Божиим. Для этой цели русские книжники в своих сочинениях стали употреблять специальный термин «новый Израиль», который использовался ими для определения и нового богоизбранного народа, и богоспасаемого царства во главе с помазанником Божиим русским царем, и в качестве собственного имени князя (главным образом Владимира Святого), а также всего родословия происходивших от него великих русских князей.