Никак не поощряя религиозное насилие, православное духовенство, напротив, выступало одним из главных инструментов, использовавшихся правительством для успокоения умов[714]
. Не кто иной, как известный своим антисемитизмом Победоносцев, в 1881 г. распорядился читать направленные против погромов проповеди и сам набросал поучение против погромов, которое должно было быть прочитано во всех православных церквях[715]. 32 священника были отмечены государственными наградами за инициативы по противодействию погромам 1881–1882 гг.[716]. Даже тогда, когда иерархов обвиняли в пассивности, как это было в случае с кишиневским епископом Иаковом в 1903 г., у нас нет весомых данных об участии духовенства в антиеврейской агитации и побуждении к погромам[717]. Представить себе иное положение значило бы не понимать место и функции государственной церкви в Российской империи.Мы не ставили задачу провести пристрастное сравнение роли кровавого навета в православной и католической религиозных традициях. Воздерживаясь от обвинений евреев в ритуальных убийствах (в значительной степени из-за западного происхождения таких обвинений), Русская православная церковь сохраняла большой запас подозрительности, враждебности и страха в отношении евреев и иудаизма. Как указывают некоторые критики православия, современные русские православные богослужебные тексты сохраняют оскорбительные и провоцирующие высказывания о евреях, в то время как подобного рода терминология из католических богослужений уже давно удалена. Православное духовенство и прежде, и теперь способно озвучить в публичных выступлениях некоторые классические мотивы антисемитизма[718]
. Б некоторых православных приходах современной России «Протоколы сионских мудрецов» спокойно соседствуют на книжных прилавках с литературой о православном благочестии. Как отмечено выше, даже патриарх Алексий II поднимал вопрос о возможности ритуального характера убийства семьи последнего императора. Однако в действительности, как показано в настоящей статье, идея кровавого навета была чужда православной традиции. Кровавый навет должен быть оценен как продукт «католического» импорта, и его неуверенное использование православной церковью было своего рода «заученным жестом». Чуждость кровавого навета православной традиции делает закономерным отвержение этой идеи официальной Православной церковью в современной России.С.И. Жук (Университет Болла, Индиана, США)
В поисках иудеохристианского идеала Библии: российские евреи и украинские крестьяне-протестанты в пореформенной Российской империи[719]
В 1893 г., отвечая американскому журналисту, Яков Гордин, один из основателей еврейской драматургии в США, извиняясь за свое плохое знание идиша, заметил: «Мой родной язык – русский, а не идиш. Мой вдохновитель и учитель – русский писатель, Лев Толстой»[720]
. Чуть позже он объяснил, что вся его «американская» жизнь находится под влиянием того, что он пережил в России. Наиболее сильное впечатление на Гордина произвели произведения Толстого и встречи со штундистами, украинскими крестьянами-евангеликами, которые всем своим образом жизни утверждали правоту толстовских христианских идеалов[721]. Подобные взгляды на влияние российской литературы высказывали многие русские евреи-иммигранты, переселившиеся в США после 1881 г. Без российской литературной традиции трудно представить становление современной еврейской литературы в Америке. Что интересно в заявлении Гордина – это отмеченная связь влияния русской литературы и массового религиозного движения среди украинского крестьянства, известного под названием «украинский штундизм»[722]. Российские евреи, проживавшие в малоросских (украинских) губерниях юга Российской империи, подобно Гордину переехав в США, привезли туда свои впечатления и воспоминания, которые повлияли на становление всей еврейской культуры в Северной Америке. Более того, свидетельство Гордина о его сотрудничестве с крестьянами-евангеликами, сформировавшимися в русле традиционной православной христианской культуры имперской России, позволяет пересмотреть преобладающее и поныне в современной западной историографии утверждение об «агрессивном, вездесущем» российском антисемитизме пореформенной эпохи[723]. Данный очерк – это попытка, используя материалы источников из российских и украинских архивов, проследить формирование культурного диалога и весьма дружеских отношений между российскими евреями и украинскими крестьянами-евангеликами пореформенной России.