Евреи и христиане в православных обществах Восточной Европы

Православная печать и полиция опасались одного и того же – еврейских и немецких влияний на православных крестьян. Все наблюдатели отмечали, что штундисты даже «этнографически» отличались от своих соседей, православных крестьян[778]. Штундисты предпочитали идентифицировать себя с немецкими колонистами или даже с горожанами-евреями, чем со своими православными односельчанами. «Немецкие колонисты живут чище, лучше и разумнее, чем православные, – говорили штундисты православному миссионеру, – поэтому мы предпочитаем жить как немцы, и вот почему мы присоединяемся к немецкой нации»[779]. Штундисты прекратили какие-либо отношения с православными крестьянами, которых они обвиняли в «пьянстве, разврате, воровстве, насилии, прелюбодеянии и безделье». Б их новой идентичности большую роль играли жизненные принципы немецких колонистов[780]. Отказ от традиционной идентичности украинского православного крестьянства у украинских штундистов был настолько очевидным, что некоторые современники их даже называли «антиукраинцами»: «Штундисты убрали все элементы украинской народной культуры из своей жизни. Они изменили свои нравы, обычаи, характер и песни. Даже язык их изменился – они говорят на странной смеси малоросского, немецкого, польского и литературного великорусского языков. Штундисты избегают всякого выражения народной культуры, будь это украинские песни, танцы или одежда. Бы не услышите ни украинской народной песни, вы не увидите ни одного украинского народного ритуала в местах, где проживают штундисты. Похоже, что штундисты стремятся стать отдельным народом, отличным от их православных соседей-крестьян»[781]. Подобное отрицание их крестьянского прошлого и их традиционной православной крестьянской идентичности стало главной составляющей «штундистской реформации» украинской деревни. Штундисты изменили не только свой образ жизни. Б глазах современников они выглядели более похожими на европейских фермеров, терпимо относящихся к евреям, нежели на православных крестьян-антисемитов[782].

Такой радикальный отказ от православной крестьянской идентичности достиг апогея среди штундистских последователей «харизматического пророка» Кондрата Малёванного, действовавшего в 1890-е гг. Ожидая тысячелетнее Царство Иисуса Христа, малёванцы прекратили работать, изменили свой рацион, одежду и даже прически. Сектанты отказались от крестьянского образа жизни и переняли поведение, ассоциировавшееся у них с жизнью городского среднего класса. Малёванцы одевались в модные городские наряды, надевали на себя украшения, использовали духи и косметику, все то, что было для обычных крестьян необычно и вызывающе. Вместо типичной крестьянской пищи сектанты стали есть больше конфет, пряников и шоколада, пить чай и «другие некрестьянские напитки»[783]. Они даже изменили свою манеру говорить, стараясь избегать крестьянских выражений и подражать языку образованной российской элиты[784]. Как доносило следствие, в мае 1892 г. в домах малёванцев было найдено много дорогостоящих продуктов питания. Сектанты одевались в современную одежду, сшитую по последним европейским фасонам, за которую они заплатили еврейским купцам крупную сумму денег – 140 рублей. Как отметил один из членов следственной комиссии, «сектанты отказались от своих национальных костюмов как крестьянских эмблем их прежнего рабства и труда; их новые одежды служили символами ожидаемых ими новых форм лучшей общественной жизни и их ожидаемого привилегированного положения в царстве Спасителя, которое установится для них здесь на Земле, а не на Небесах»[785].

Украинские сектанты отказались от крестьянской и украинской идентичности, которые связывались только с эксплуатацией и унижением. Отказываясь от прежней православной и национальной идентичности, они принимали евреев как «новообращенных христиан», подчеркивая при этом главный принцип новой идентичности – религиозную солидарность. Таким образом, украинские евангелики следовали главному условию «явления во славе» Иисуса Христа – обращению евреев в христианство. Некоторые еврейские интеллектуалы отреагировали на приглашение к диалогу и присоединились к евангелическому движению.