До сих пор мы имели дело с евреями, которые совсем не похожи и на собственные представления, и на суждения окружающих народов. Мы выяснили, что реальные евреи очень мало похожи и на чужие, и на свои собственные выдумки.
В этом смысле почти все евреи, о которых говорит литература и даже наука история, — это евреи, которых не было.
Но все же до сих пор мы имели дело не с евреями, которых не было вообще… Которых не было физически. Теперь же мы познакомимся с несколькими миллионами евреев, которых не просто описали не такими, каковы они есть. Мы познакомимся с евреями, которые вообще никогда не существовали, но которым людская небескорыстная фантазия обеспечила бытие на страницах самых разнообразных сочинений.
Появление этих евреев связано с событиями совсем недавними: с попыткой истребления евреев, предпринятой немецкими нацистами. Катастрофа евреев получила название Холокоста, в Израиле ее называют на иврите Шоа – что означает «истребление». Казалось бы, событие это из тех, что не требуют комментариев, исключают любые спекуляции. Но, к сожалению, и тут не обошлось без мифологии, да еще какой…
Глава 1. Миф об уникальности Шоа
Любой большой писатель русский
Жалел сирот, больных и вдов,
Слегка стыдясь, что это чувство
Не исключает и жидов.
Идея совершеннейшей уникальности Холокоста очень близка сердцу многих евреев. «Методичное и жестокое уничтожение нацистами 6 миллионов евреев не имеет прецедентов и считается величайшим преступлением, известным мировой истории. Из каждых трех евреев два были убиты» [72, с. 207-208]. Так характеризует Холокост «Карманная еврейская энциклопедия».
Г. Померанца очень беспокоит, что «понятие «геноцид» распространяется на совершенно другие явления. Например, на истребление социальных слоев» [73, с. 19]. Чем истребление казаков или кулаков отличается от истребления цыган – этого господин Померанц не объясняет, просто декларирует – вот отличается, и все тут! Действительно: а вдруг произошедшее с твоим народом не уникально, и более того… вдруг твой собственный народ окажется причастен к чему-то такому… непочтенному?! Страшно подумать.
Такое же, только высказанное более честно беспокойство охватило многих французских евреев, когда во время войны и этнических чисток в бывшей Югославии стали проводиться исторические параллели между событиями в Германии и событиями в Югославии. Причем даже не только словесно! Общество «Врачи мира» распространяло афиши с изображением лагеря, окруженного колючей проволокой и вышками, наполненного изможденными заключенными. Текст гласил: «Это лагерь, где идет этническая чистка. Не напоминает ли он вам что-то другое?».
Так вот, «во Франции немедленно вспыхнула дискуссия. Некоторые представители еврейских организаций восстали против того, что они называли «покушением на память о Шоа»… они делали ударение на уникальность Шоа и недопустимость сравнений. Они также говорили, что сравнение Милошевича с Гитлером приводит к преуменьшению и даже к отрицанию специфичности опыта и страданий евреев» [74, с. 25].
Когда в 1987 году в Лионе судили нацистского преступника Барбье, возник, как ни странно, вопрос: кто должен свидетельствовать против преступника? Некоторые всерьез полагали, что свидетельствовать против Барбье имеют право только евреи. Ведь если свидетелями будут участники движения Сопротивления, которых репрессировал Барбье по политическим мотивам, — тогда это будет «отрицанием или умалением абсолютной уникальности преступлений нацистов против евреев» [74, с. 26].
Но если геноцид – это «возвращение к племенному сознанию, для которого уничтожение побежденных… это норма» [75, с. 20], тогда в чем же уникальность Шоа?
А ни в чем. Племенное сознание первобытного человека исходит из коллективной вины: «один за всех и все за одного». Война первобытных племен велась именно на уничтожение: до младенца в люльке и до эмбриона в чреве матери. Для африканских племен, австралийцев или индейцев ворваться в поселок противника, когда мужчины ушли на охоту, и перебить их семьи, означало не страшное преступление, а веселую (благо, почти безопасную) охоту. Окончательную победу, окончательное решение вражеского вопроса. Классический миф о происхождении богатыря и мстителя, сюжет, прослеженный от Австралии до Норвегии: из разоренного врагами поселка убегает женщина, унося в себе не родившегося младенца. Вырастает богатырь и на каком-то этапе кладет головы врагов к ногам счастливой и довольной мамы.
Мораль как будто ясна: резать надо до последней беременной бабы, чтобы мстителю неоткуда было взяться.
Даже цивилизованные народы на Древнем Востоке поступали почти так же, и очень долгое время обращение в рабство, превращение в данников было шагом вперед, актом гуманизма по сравнению с обычной практикой древности – ведь людей все же оставляли в живых! Да и назывались рабы в Египте весьма «духоподъемно» – «живые убитые» [76, с. 148].