В свое время Солженицын был потрясен, попав на Запад: он поразился, как много литературы о преступлениях советской власти издавалось на Западе. И аналитических произведений, и мемуаров. Но западные правительства не хотели всего этого знать, аналитические центры вели «объективные» исследования, отказываясь слышать «эмигрантские эмоции». Напомню, Маргулис тоже брезгливо отворачивался от «мелочных эмигрантов» (при том, что, родившись в Киеве, жил почему-то на Западе), пока сам не попал в лапы НКВД.
Величие Солженицына, сыгранная им историческая роль в том, что он заставил Запад услышать правду об СССР. Но и услышали его потому, что СССР перестал быть людоедским государством. Уже при Сталине, как бы к нему ни относиться, направление людоедства резко изменилось, теперь под нож шел совершенно другой контингент.
А после Сталина перестали убивать миллионы, сажали тысячи.
В 1918–1922 годах людей убивали за то, что они ЕСТЬ.
В 1920-е годы убивали за то, что они не так ДУМАЮТ.
В 1930–1953-е годы убивали и сажали за то, что они плохие «винтики», то есть они не так ДЕЛАЮТ.
После 1956 года сажали за то, что человек что-то сделал против советской власти, то есть за то, что люди БОРЮТСЯ, ВОЮЮТ.
И именно тогда, в эту почти вегетарианскую эпоху, Запад начал бешено протестовать против «преступной власти» и «империи зла»!
Такова была позиция Запада, и она оказалась очень удобной для еврейской позиции. А рассуждения об антисемитизме очень пришлись в жилу для сокрушения «империи зла».
И непосредственные постановщики эксперимента над исторической Россией, и наблюдавшие из европейского партера — обе силы оказались кровно заинтересованы в том, чтобы свалить вину за. неудачу на сам русский народ и на Россию. Мол, такие вот неудачные подопытные кролики попались. Будь кролики качеством повыше — дисциплинированнее, умнее, — глядишь, и построили бы коммунизм!
А русский народ имел основания несколько недолюбливать постановщиков эксперимента… пока эксперимент шел, пока его ставили «почему-то» в основном люди «вполне определенной национальности».
«Вообще с настоящим, „чувственным“, что ли, антисемитизмом я лично сталкивался только в детстве, в те самые „золотые“ годы, когда, по рассказам взрослых, антисемитизма вроде бы и не было…» [3, с. 36].
Так пишет М. Хейфец и рассказывает, что его, ребенка 4–5 лет, постоянно избивали «как жида», а в эвакуации на Урале, в городе Ирбите, поймала компания мальчишек, скрутила руки, нацепила веревку на шею и водила с криками «Жида ведем вешать!» [3, с. 36].
«Антисемитизм был неодолим, когда капланы (следователь КГБ Каплан) стояли у власти и трубили на весь мир, что „антисемитизм в СССР искоренен навсегда“. Антисемитизм стал исчезать как раз тогда, когда евреев стали дискриминировать и вопли о советском антисемитизме разнеслись по всему миру» [3, с. 54].
«Еврейская „семья“, бессменно господствовавшая 20 лет в важнейших узлах партгосаппарата, потерпела в борьбе за власть поражение в схватке с иными „семьями“, давно ненавидевшими наглых чужаков. Но мы, дети, чувствовали еще до войны на своих детских душах и детских кожах удары этого спрятавшегося от правительственного террора, но тем не менее крепнущего год от года народного антисемитизма „прекрасных“ довоенных лет» [3, с. 46], — так пишет этот умный, очень этичный человек и описывает свою встречу в тюрьме со стариком Калининым, осужденным за создание братства «истинно православной церкви» последователей патриарха Тихона. Калинин хорошо отнесся к Хейфецу, но узнав, что тот еврей, отказался иметь с ним дело.
«— Вы меня простите. Я к вам как к человеку хорошо отношусь и знаю, что даже в самой дурной семье родятся хорошие дети… Но вашего народа я простить не могу. Вы мой приговор. читали, знаете, что с нами, с нашей верой сделали. И сами знаете — делали это евреи. Так что лучше нам с вами больше не говорить» [3, с. 49].
«Ты прав, — однажды заметил мне мой друг Дмитро Квецко, националист из Украинского Национального фронта, — но ты прав от ума, а у нас душа окровавлена…
Я ведь помнил, как мои дяди и старшие братья распевали: „Там, где сидели цари и генералы, теперь сидим там мы…“. А Калинин сидел под ними» [3, с. 50].
«Конечно, в Советском Союзе за последние тридцать лет антисемитизм ослаб с тех пор, как евреев удалили с партийных, высших советских постов, из карательных органов. Спасибо, большое спасибо коммунистам за это — они сняли с нашего народа не только тяжкое моральное бремя, но и способствовали его национальному самосознанию, значительно облегчили реальное взаимопонимание с народами этой диаспоры» [3, с. 61].
Нет ничего проще, чем ненавидеть френкелей и губельманов, свердловых и урицких. Их всякий психически вменяемый человек ненавидит, независимо от национальности и от веры. Но попробуйте возненавидеть… ну, того же Хейфеца. И вообще всякого приличного человека, которого лично знаете. Тем более — человека гонимого. Тем более — того, кто демонстрирует какие-то мужские качества. Его оскорбляют, зажимают, а он проявляет стойкость и упорно делает что-то свое… И хорошо делает!