Как-то я отвел Михала и Зиселя Братов и их сына Моше в село Серхов, где они отдали свои ценности знакомым крестьянам. В обмен они получили еду, а затем вернулись в лагерь. Я тоже получал за свои хлопоты чем подкрепиться. Я стал известен как лучший проводник. Я был проводником у Авраама и Хавы Пухтик и у многих других.
Приближалась зима. Мы готовились к ней, копали «зимний дворец». Те, у кого родственники были в боевых частях, стали переезжать со своими семьями в семейный лагерь, который начали организовывать боевые части Макса и Крука. В конце концов я остался один в лесу, рядом с фермой братьев Сурма, которые были польскими кузнецами из Конинска.
Они мне помогали. Они всегда вовремя предупреждали меня о бродящих вокруг крестьянах, о появлении полицейских и о многом другом. Однажды, в тот же период, я встретил в лесу вдову Рахиль и двух ее маленьких дочерей, которым удалось спрятаться и убежать. Я предложил им остаться со мной.
После первого снегопада я решил отправиться в город и попросить у поляка, жившего в нашем доме, одежду и ценности, которые мы оставили у него на хранение. Я оделся как деревенский житель, в грубую шерстяную куртку и лапти, и пошел «домой». Вот только за это время он перебрался в другой дом, в один из «избранных» домов. Я нашел его. Он переехал в дом доктора Стокальского, на другом конце города, рядом с украинским полицейским участком, который располагался в доме зубного врача Гелера. Я пришел туда во второй половине дня. Они были поражены, увидев меня, и настоятельно советовали мне немедленно покинуть дом и вернуться ночью. Я пошел в рощу и спрятался там в кустах до ночи.
Ходить ночью по городу, да и за его пределами, было занятием, сопряженным со смертельной опасностью. С наступлением сумерек вступал в силу комендантский час, и тех, кто его нарушал, расстреливали без предупреждения. Главная трудность заключалась в том, чтобы перейти железнодорожные пути, где стояли немцы и украинские полицаи. Наконец мне удалось воспользоваться тем, что часовой отошел, и я перешел через переезд. Дороги и дворы в городе были хорошо освещены, и я благополучно добрался до дома поляка. Они радушно встретили меня, накормили горячей едой. Мне вернули кое-какую одежду, в основном поношенную так, что ее уже вряд ли можно было использовать. «Это все, что у нас осталось», – сказали они. Мне удалось вернуться в свое убежище в лесу и отдать одежду семье Сурма. Они рассказали мне, что немцы издали распоряжение для жителей села, запретив им ходить в лес, где три дня подряд лежал снег. Они не хотели, чтобы те замели следы партизан и евреев, прятавшихся в лесу.
Рахиль пошла в дом семьи Сурма, девочки остались снаружи у костра, а я пошел в наш шалаш. Я был измотан и заснул.
Когда я проснулся, то увидел перед собой четырех вооруженных мужчин, которые направили на меня винтовки. Но они велели не бояться красных партизан-товарищей. Они рассказали, что когда зашли в лес, то издалека увидели женщину, которая, увидев их, побежала в сторону шалаша. Они погнались за женщиной, потому что у них был неудачный опыт с крестьянкой из деревни Череваха, когда они выходили на диверсию на железнодорожных путях. Крестьянка предупредила полицию, и партизаны были вынуждены отступать, пока не пришли в район Конинска.
Я предложил им жареную картошку, имевшуюся в шалаше. Они рассказали, что принадлежат к партизанскому отряду под командованием Насекина и занимаются минированием железнодорожных путей. Тем временем Рахиль с дочерьми вернулись в шалаш. Партизаны предложили мне стать их проводником и привести их к железнодорожным путям. Я с радостью согласился. Мне приказали приготовить ножи из полосок металла, чтобы копать мерзлую землю.
Я попросил у братьев Сурма полоски металла, из которых можно было бы сделать эти ножи, необходимые для копания картофеля. Я знал, что у них есть такие вещи. Сурма дал мне несколько ножей. В ту же ночь я привел партизан к железнодорожным путям, где крестьяне стояли на страже, на расстоянии 250–300 метров друг от друга. Костер обозначал их присутствие. Один из партизан задушил одного охранника, а мы с другим партизаном быстро пошли закладывать мину. Сначала мне приказали установить мину самому, но один из партизан возразил против того, чтобы посылать молодого человека на опасную и незнакомую работу. В любом случае я установил мину так, чтобы к ней был прикреплен длинный шнур для приведения ее в действие.
Я установил мину под руководством партизана и протянул шнур до входа в лес, на расстояние около 200 метров. Когда подошел поезд, нам с трудом удалось добраться до леса. Мы с партизаном остались у входа в лес со шнуром, а остальные трое отступили вглубь леса.