Семья беженцев с оккупированной территории Польши, два брата и две сестры, жила у моего дяди Иосифа Мерина в Маневичах. Во время первой акции они схватили старшего брата, Цви, и били его до тех пор, пока он не захлебнулся кровью. К счастью для него, его отпустили. Во время второй акции Цви удалось убежать в лес. Сестра Цви, Ханаке, уже стояла голая в яме, готовая к расстрелу, но в последнюю секунду немец сказал ей бежать. Она схватила платье из кучи и убежала. Она перешла через железнодорожные пути и дошла до Лесового.
Когда она бродила там, в кустах, она заметила тень мужчины. Они играли в прятки, она и тень. Ханаке попеременно то появлялась, то пряталась, пока не решила посмотреть на «тень» вблизи. И вот они встретились. Крики радости потрясли окружающую тишину. Это был ее брат, Цви.
Ночью они нашли приют у поляков. Через несколько дней они встретились с другим евреем из Ковеля по имени Мундек. Поляки каким-то образом прятали их от немцев и их приспешников, пока однажды Макс (партизанский лидер) не встретил их. Тогда они, эти поляки, умоляли его забрать у них евреев, чтобы спасти их от немецких зверств. В те времена у немцев было одно наказание и для еврея, и для тех, кто его прятал: смерть.
У Мундека было оружие. Как и все польские жители, он сотрудничал с партизанами, делая все, что те потребуют. Среди прочего нам были нужны батарейки для фонариков и оборудование для радиосвязи с Москвой. Однажды командир «Шталицы», Наровский из Маневичей, принес нам эти вещи. Он получил их от аптекаря Белинского в обмен на мясо. Мы договорились, что в один из воскресных вечеров придем и получим то, что просили. Наровский пришел с опозданием. Мы ждали его. От нечего делать я ходил по комнатам и вдруг увидел, как одна женщина быстро легла в постель и накрылась. На мой вопрос, кто она, хозяйка дома ответила: «Моя дочь». Мы сели за стол, чтобы поесть, и передо мной оказалась дырявая занавеска, закрывающая дверной проем комнаты, где лежала женщина. Она повернулась на кровати, посмотрела на меня и, казалось, узнала меня. Когда я закончил есть и был уже на улице, вышел Наровский и сказал мне:
– Вас кое-кто хочет видеть.
На секунду меня пронзила дрожь. Может быть, это был кто-то из моей семьи? Я вернулся в дом и вдруг увидел Ханаке Гольдберг.
– Почему ты спряталась в постели? – спросил я.
– Я думала, что вы немецкие полицейские.
– А где те два мальчика, что были с тобой?
– Недалеко отсюда, – сказала она и разрыдалась, умоляя нас забрать их оттуда и спасти от верной гибели.
В этот момент вошел Наровский и добавил:
– Это возможность для них пойти с вами. Мы очень боимся, что нагрянут немцы. Если они появятся, то убьют всех нас.
Я поручил своим друзьям пойти к Франеку Сурме, а сам вместе с Ханаке отправился за двумя мальчиками. После того как мы прошли пешком довольно большое расстояние, я спросил Ханаке:
– Еще дальше?
– Нет, – ответила она и разрыдалась.
– А почему ты плачешь?
– Бог знает, живы ли они еще, – сказала она. – Вот уже две недели, как их уст не касалась еда, с тех пор как выпал первый снег, я не могла навестить их.
– А кто обеспечивал их едой до снега?
– Калиш, – сказала она.
Я был поражен, услышав его имя. Тот самый Калиш фигурировал в нашем черном списке на ликвидацию. Только на прошлой неделе наши люди ликвидировали одного из его сыновей, а потом я услышал, что Калиш сделал для них палатку на вершине ямы и снабдил их пилой и топором – жизненно необходимыми вещами для лесных жителей – в дополнение к посуде.
– Я сама, – рассказала Ханаке, – шью, и две недели назад я ходила шить для поляков в одну деревню и осталась у них.
– Это дальше? – спросил я ее.
– Нет, совсем близко, – ответила она.
В тот вечер я надел длинную шубу. У меня была винтовка и ранец с патронами. Я уже взмок от пота, а места, где должны были находиться мальчики, все не видел. Наконец, мы добрались до леса. Ханаке начала кричать:
– Цви, не бойся. Берл здесь.
Я посмотрел. Укрытия было, пожалуй, размером с небольшой стол, и на нем лежал снег толщиной не менее полуметра. Мальчики пытались выбраться, но у них ничего не получалось. Я решил пойти к дому Калиша, расстояние до которого несколько километров. Я разбудил его.
Он запряг двух лошадей и взял с собой две лопаты. Мы быстро убрали снег с импровизированного укрытия и вытащили двух замерзших мальчиков.
Трудно было сказать, живы они или мертвы. Я усадил их в сани, и мы поехали к семье Сурма. В доме их накрыла волна тепла, в котором они так нуждались. Хозяйка дома поставила на стол большую миску творога со сметаной и буханку хлеба. Все это было съедено в одно мгновение. Я не разрешил им взять добавки, боясь за их здоровье. Когда они достаточно согрелись, я перевез их на санях в более безопасное место, где мы временно остановились. Пища тогда перестала быть скудной. Булки росли на деревьях.