Через десять дней я перевел их в Кухотскую Волю, где мы были более обустроены. У нас были порядочные укрытия, самодельные душевые и еда практически в изобилии – фактически «комфортная жизнь». После нескольких дней отдыха и интенсивного мытья в наших душевых их перевели в гражданский лагерь, где они оставались до конца войны. Вдвоем они эмигрировали в Южную Америку. Ханаке вышла замуж за Шаю Флеша. Они тоже эмигрировали в Южную Америку, а во время своего визита в Израиль навестили и меня.
Вот несколько воспоминаний о первых украинских партизанах, основателях партизанского отряда в нашем районе.
В 1933 году молодежь нескольких деревень собралась в этом районе и попросила у польского правительства разрешения на первомайскую демонстрацию. Разрешение не было получено, но украинцы все равно провели демонстрацию. Была вызвана полиция из Карасина и Маневичей, а из Ковеля прибыл специальный полицейский поезд. Разгорелись страсти, и один из демонстрантов бросил камнем в лицо начальника карасинской полиции. Он был ранен, ему выбили несколько зубов. Он выстрелил и попал в одного из демонстрантов. Беспорядки нарастали. Начались аресты и быстрые судебные процессы. Многие из демонстрантов были приговорены к трем, четырем, пяти и десяти годам лишения свободы.
Через несколько лет, после смены власти в 1939 году, все заключенные вернулись домой. Правительство теперь находилось в советских руках. Земли собственников находились в советских руках. Земли конфисковывали силой в соответствии с местными постановлениями.
Были созданы колхозы и сельскохозяйственные коммуны. Участники первомайских демонстраций прежних лет получили работу в качестве директоров колхозов, продовольственных складов и прочего.
В 1941 году, с началом немецко-русской войны, советская армия отступила, за ней последовали местные директора и просоветские рабочие города Харькова. Там все они получили инструкции вернуться в родные места и организовать партизанское движение.
Однажды четверо жителей местечка Маневичи вернулись домой. Но в ту же ночь они были арестованы своими друзьями, демонстрантами и узниками мая 1933 года, решившими сотрудничать с немцами. Четверо были переведены в тюрьму в Ковеле и там ожидали своей очереди, когда их поведут на расстрел, как это было принято у немцев в то время.
Во время пребывания в тюрьме четверо познакомились с двумя другими молодыми людьми из Ковеля. В тюрьме они также познакомились с Сохаром, который посоветовал им бежать, так как приближался их конец. Он пообещал им, что закроет глаза на их побег. На следующую ночь они перепилили решетку, сплели из своей одежды веревку и один за другим спустились на землю; оттуда они перебрались через ограду и убежали к двум своим друзьям.
В тот же день они получили две полуавтоматические винтовки с боеприпасами, и все шестеро прибыли в наш отряд. Еще четверых снабдили оружием, и все вместе они начали действовать. Вначале они действовали в небольших масштабах, но последовательно. Они ликвидировали доносчиков, украинских полицаев и расхитителей еврейского имущества. На некоторое время к ним присоединились поляк Макс (Собесяк), я и еще несколько евреев. Маленькое, ограниченное подразделение росло. Мы перешли в населенные пункты Кухотская Воля и Сазанка, где уже находились первые подразделения полковника Бринского («Дяди Пети»), впоследствии ставшие центральным командованием, в подчинении которого находилось подразделение Крука.
Давление на дядю Петю со стороны партизан из отряда Макса с целью проведения ответных операций дошло до точки кипения. И вот однажды Макс вернулся от верховного командования с известием о том, что дядя дал согласие на предполагаемый поход. Мы, 13 бойцов, сразу же вышли на дорогу. Из лагеря Крука к нам присоединились еще три еврейских бойца: Давид Бланштейн, Зев Аврух и Иосиф Таненбаум. В ту же ночь мы добрались до местечка Маневичи. Мы прятались там до заката следующего дня, занимая позицию, с которой мы могли видеть, но не быть замеченными. Я отвечал за проведение операции. Но когда наступил час Х, я не знал, с чего начать.
Обдумав все, я пошел в ближайший дом и приказал хозяйке дома пойти и позвать деревенского старосту. Но она вернулась, заявив, что старосты нет дома. Я приказал ей пойти во второй раз и не возвращаться без него. Когда они появились, я послал двух человек охранять дорогу, ведущую в село из Маневичей, на случай если немцы или немецкая полиция придут и застанут нас врасплох. Приказ был такой: стрелять в немцев и отступать. Я послал трех наших бойцов к церкви на перекрестке дорог в центре села. Остальных я разделил на две группы: одна была под командованием Давида Бланштейна, а вторая – под моим командованием.
Я со своими людьми подошел к первому дому и снял дубленку. Тогда Сырков подошел ко мне и сказал:
– Тебе будет холодно. Надень что-нибудь полегче.