Еврей в хорошем смысле этого слова. Биографическая повесть в трёх частях и двух приложениях о юности, дружбе, любви и многом другом

Кстати, работа в трёх местах была полезна не только с терапевтической точки зрения, но и с материальной. Дело в том, что оклад молодого специалиста, коим я считался аж целых три года, в то время составлял мизерные 115 рублей. А дальше всё практически как у Аркадия Райкина: плюс так называемый северный коэффициент, минус подоходный, минус за бездетность (был такой налог, брался с не имеющих детей мужчин, в просторечии назывался «налог на яйца»), оставалось рублей сто. Прожить на них целый месяц было практически невозможно, я даже придумал тогда такую шутку: молодого специалиста спросили, уверен ли он в завтрашнем дне (эта уверенность всячески подчеркивалась в СССР по сравнению с капстранами). «Даже в двух, – ответил он, – ведь вчера была зарплата». Шутку эту я, конечно же, никому не рассказывал, чё я, дурак, что ли?

Именно на службе сторожем я начал пробовать писать стихи. За прошедшие годы много чего было написано, но те строки я помню до сих пор, наверное, потому, что это был первый опыт. Вот они:

Когда с друзьями разлучён судьбою
И встреча с ними очень далека,
Пусть даже не поэт ты, но порою
К перу с бумагой тянется рука.
И строчки принимает лист послушный,
Из рифм не сложишь, как из кубиков, стихи…
Шепчу тихонько: «Помоги мне, Пушкин.
Не знаю чем, но все же помоги».

Не бог весть что, конечно, но всё-таки. Короче, с ситуацией я справился и запиваться перестал. А тут уже и опять уборочная, и мы снова едем в ту же деревню со смешным и одновременно ласковым названием, в тот же совхоз. Только на этот раз у нас уже комсомольско-молодежная бригада и, в общем, все гораздо лучше, чем год назад. Причем я даже не предполагал, насколько получится лучше…

Глава вторая, в которой автор встречает свою половинку

И вот снова советская глубинка: иллюзии и идиллии, перемешанные с извращениями до степени неотличимости. Но мне 23 года, на дворе отличная погода (видимо, в том году в нашем регионе женщины вели себя хорошо, потому что бабье лето было просто шикарным), а значит, жизнь прекрасна и удивительна.

Примерно через неделю после начала нашей вахты случилось то, что оставило, не побоюсь этого слова, неизгладимый след во всей моей дальнейшей жизни. Если б знал об этом тогда, запомнил бы не только дату, но и время, во сколько всё произошло. Но, опять же, по порядку. Был жаркий день, после обеда мы с парнями лениво ворошили кучи зерна, когда на ток стремительно въехал служебный УАЗик директора нашего института. Из него вышли непосредственно директор и несколько девушек. Две из них работали в институте уже давно, а вот третья оказалась незнакомой. Одета она была в клетчатую рубашку и джинсы, у неё были каштановые волосы до плеч и правильные, весьма привлекательные черты лица. Также она носила очки и серьёзное выражение лица, которые придавали ей достаточно строгий вид. Была она довольно высокой и, видимо, немного этого стеснялась, потому что слегка сутулилась. Директор подошёл ко мне, пожал руку, спросил: «Как дела?» Он вообще мне симпатизировал. После чего, скосив глаза на незнакомку, тихонько сказал: «Обрати внимание» и почему-то подмигнул. Я и сам к тому времени уже заинтересовался новенькой и собирался было завести разговор, но тут директор скомандовал: «Девушки, в машину!», после чего они уехали. Я слегка на него обиделся: сначала «обрати внимание», а потом сам же и увозит. Но быстро сообразил, что повёз-то он их не обратно в город, а размещаться в наше общежитие, под которое была отдана часть местного детсада. А раз так, то и удобных случаев для знакомства будет предостаточно. И он, то бишь случай, наступил очень быстро, буквально в тот же вечер.

Но сначала надо немного рассказать, как был устроен наш быт. Как я уже сказал, в детском саду нам выделили два больших помещения: одно – для мальчиков и одно, соответственно, для девочек. В них плотненько, одну к одной, с минимальными проходами, поставили кровати. Такие металлические, с панцирными сетками, раньше в детстве на них все любили прыгать, как на батуте. У девушек в комнате, само собой, были зеркало, стол для чаепития, доска для глажки, им же поставили и холодильник один на всех. Нам все эти глупости были ни к чему, зато мы буквально втиснули в центр комнаты теннисный стол. На нём мы играли не только в настольный теннис, но и в карты, в шахматы, в шашки, а также до кучи пили чай, иногда другие напитки и при случае что-нибудь гладили, но это редко. Редко это было потому, что никаких развлечений в этой деревне не было: ни танцев, ни кино, ничегошеньки, гладить же одежду, чтобы сходить в ней на работу, – это бред.