Евреи в русской армии: 1827—1914

Именно в этом контексте, как нам представляется, следует рассматривать распространение на евреев рекрутской повинности. К 1825–1826 гг. Канкрин разочаровался в местной бюрократии, совершенно неспособной воплотить в жизнь его замысел, касающийся введения жесткого налога с мелкой торговли, ремесленного производства и мануфактуры. Кроме того, Канкрин обнаружил, что противостоять еврейской конкуренции в западных губерниях чрезвычайно сложно и что единственная тому причина — демографическая. В черте оседлости евреев оказалось слишком много. И потому посреднические деревенско-городские сословия все еще представляли главное препятствие экономическим планам министра финансов. Юлий Гессен (1871–1939), выдающийся русский еврейский историк, справедливо заметил, что не военное ведомство, но прежде всего Министерство финансов в лице Канкрина предложило удивительное решение экономических проблем Западного края, а именно радикальное уменьшение еврейского населения за счет введения натуральной рекрутской повинности^{77}. Сохранив министерский портфель при новом императоре, Канкрин, разумеется, обсуждал с Николаем I проблемы государственного бюджета и препятствий к снижению его дефицита^{78}. У Николая, как известно, ключ к решению трудных проблем был один: бесполезных для государственной казны и мешающих политике правительства — в рекруты^{79}. А если учесть особые отношения Канкрина и царя, то вряд ли стоит удивляться, что Николай мгновенно согласился с предложением своего министра финансов.

В России наборы в армию не проводились ни в 1824, ни в 1825, ни в 1826 гг.^{80}. С первого николаевского набора, объявленного в 1827 г., и до 1831–1832 гг. натуральная рекрутская повинность была введена для различных слоев населения империи, ранее освобожденных от набора, — в основном представляющих для государства экономическую проблему (об этих группах позже). Еще с 1776 г. население империи делилось на шесть категорий в отношении налогообложения и воинской повинности: в первую категорию попадали православные и неправославные, платившие подати и поставлявшие армии рекрутов, а во вторую — православные и неправославные, платившие подати и рекрутов не поставлявшие. В другие категории входили неправославные христиане, казаки, военные поселенцы и т. д.^{81} В первые годы своего правления Николай I решительным образом упростил эту многоступенчатую систему. Он существенно расширил число групп и сословий, обязанных поставлять рекрутов для армии, уделив особое внимание второй категории и добавив к необходимости уплачивать государственные налоги обязанность поставлять рекрутов для армии. В этой, второй группе и оказались евреи-налогоплательщики, которым до сих пор (так же, как и христианскому купечеству) разрешалось отправлять рекрутскую повинность деньгами, а не натурой.

Русская армия накануне призыва 1827 года

Бесспорно, встреча евреев с русской армией — один из самых драматических моментов в истории евреев Восточной Европы. Иначе и быть не могло — ведь то была попытка ассимилировать с русским большинством изолированное этническое меньшинство, населяющее западные окраины империи. Рекрутчина должна была ограничить евреев как наиболее экономически развитую посредническую группу и вместе с изгнанием из деревень максимально отдалить евреев от крестьян — чтобы обеспечить государственную монополию на хлеботорговлю. Евреи либо выселялись в слаборазвитые городские центры — задолго до урбанистического взрыва, либо попадали в условия русского военного крепостничества^{82}. Армия уравняла евреев, как правило, грамотных, с поголовно безграмотным русским крестьянством. Армия лишала еврея традиционной и хорошо знакомой общинной среды и помещала его в среду совершенно неизвестную и пугающую. В армии столкнулись лицом к лицу еврейский этноцентризм и православная ксенофобия. Наконец, рекрутская повинность подчинила евреев, представителей свободного податного сословия, той самой государственной институции, которую и русские историки, и русские чиновники считали заведением пенитенциарным^{83}.