Евреи в русской армии: 1827—1914.

Шмуль Мордухович Чужовский, из мещан местечка Чаус, 1885 г. рождения, работал на чулочной фабрике Блиоха в Вильне. В восемнадцатилетнем возрасте он участвовал в демонстрации в Виленском городском театре, за что был арестован и выслан в Восточную Сибирь под гласный надзор. Через два года, вернувшись в Вильну, он проявил недюжинные организаторские способности: создал несколько рабочих кружков, вел агитацию среди работниц чулочной фабрики. Одновременно (вероятно, перед самым призывом в армию) Чужовский приступил к агитации среди солдат. В сентябре 1906 г., во время несанкционированного обыска в доме № 15 по Еврейской улице, где в квартире № 12 проживал Чужовский, в общем коридоре между квартирами 12 и 13 было найдено 434 экземпляра газеты «Солдатский листок», 5 экземпляров прокламации «Наша доля», 21 экземпляр брошюры «Профессиональный союз», экземпляры газеты «Солдатская жизнь» — органа военно-революционного союза Литвы и Белоруссии, а также прокламация «Письмо из казармы», осуждающая беззакония полковых судов. По результатам обыска было заведено дело, но, пока шло следствие, Чужовского призвали в армию. Прослужив несколько месяцев рядовым 3-го Финляндского полка, Чужовский бежал и снова поступил работать на чулочную фабрику. Похоже, он полагал, что в Вильне от него больше пользы, чем в Финляндском полку. Следствие называет его — видимо, не без оснований — главным организатором стачки чулочниц, а состоявшийся над ним военный суд обвинял его в чем угодно — в организации стачки, в дезертирстве, в сотрудничестве с Бундом, — но только не в агитации среди солдат^{734}. Другой бундовец, Ицка Гельчинский, рядовой 12-го драгунского Мариупольского полка из м. Тростяны Белостокского уезда, числился среди активистов социалистического кружка еврейских рабочих и до, и после того, как его призвали в армию. Однако он был осужден военным судом и приговорен к двум месяцам в военной тюрьме не за агитацию среди солдат, а за то, что избил своего однофамильца, который грозился донести на участников рабочих сходок^{735}.

Руководство Бунда знало, что совместить организацию рабочего движения с агитацией среди солдат чрезвычайно трудно, и задолго до революционных событий призывало своих активистов идти в армию и разворачивать там свою работу:

Больше всяких участков и преследований занимает теперь наших организованных рабочих необходимость идти в армию, так как чудные дни рекрутского набора уже начинаются. Бросать работу против самодержавия и идти в его лапы, обрекая себя на роль слепого орудия царизма, тяжело организованным рабочим. Таким отъезжающим был на днях устроен прощальный вечер, на который были приглашены близкие товарищи и друзья — всего шестьдесят человек; были речи и тосты о необходимости работать среди солдат и о том, что организованные рабочие не должны уезжать за границу от службы^{736}.

Бунд призывал своих активистов не бояться армии еще и потому, что агитация среди солдат, пусть даже и в стихийной форме, давала свои результаты. Уже в самом начале 1900-х годов командованию северо-западных округов пришлось признать, что нижние чины читают бундовские листовки, обсуждают их между собой и, в обход всех приказов и распоряжений, не спешат доносить о них начальству^{737}.