Евреи в русской армии: 1827—1914.

Публицистика приносила Замысловскому неслыханные доходы: за брошюру, в которой доказывалось, что Ющинского замучили евреи, он получил из специального государственного фонда 75 000 руб.^{1009} Для своей новой брошюры Замысловский смело заимствовал концепции и схемы из уже знакомых нам литературных источников. При этом он изменил соотношение между армией и евреями на противоположное. У него не евреи терроризируют бедных русских солдат, «жертв Израиля», а, наоборот, еврейские солдаты пьют кровь местной русской общины, ставшей «жертвой Израиля». Это противостояние Замысловский подкрепил важным — и, к слову, верным — наблюдением: кроме солдат в городе практически нет евреев, а «главный рассадник Саратовских жидов — местный гарнизонный батальон»^{1010}. В батальоне сорок четыре еврея, совершенно безнадзорных. Все те омерзительные повадки, которые Булгарин и Крестовский приписывают польским евреям, Замысловский приписал еврейским солдатам. Они наглы и разнузданны; грабят казенное имущество; совращают в иудейство — впрочем, неудачно; прикрываются религиозной традицией для совершения преступных действий; используют христиан как подставных лиц, чтобы потом предать их^{1011}. В памфлете Замысловского использован даже случайный эпизодический герой Булгарина — вымышленный ренегат. У Замысловского он превращен в реального ренегата — Даниила Хвольсона, который пользуется теми же бесчестными средствами, что и его бывшие соплеменники, покрывая и оправдывая их ритуальные убийства^{1012}.

Еврейские солдаты представлены как настоящие кровопийцы. По Замысловскому, истинные участники ритуального убийства — нижние чины из евреев Берлинский, Берман, Зайдман, Фогельфельд. Главный виновник — солдатский цирюльник Шлиферман. У одного из них была найдена сефардского обычая Пасхальная аггада на ладино (еврейско-испанском языке) с изображением фараона, купающегося в крови еврейских мальчиков. Замысловский был совершенно уверен, что эта иллюстрация изображает ритуальное убийство: еврей купается в крови христиан. Поддерживая точку зрения Замысловского, профессор Залесский вновь проанализировал Саратовское дело и согласился со справедливостью обвинений, дескать, солдаты «сами сознались»^{1013}. После оправдательного приговора по делу Бейлиса Замысловский, выступавший на процессе гражданским истцом, пытался использовать Саратовское дело (в своем изложении) как важную дополнительную улику, требующую пересмотра приговора.

Из многочисленных публикаций праворадикальной публицистики с необходимостью следовал один-единственный вывод: евреев следует удалить из армии. Весь правый лагерь прекрасно осознавал, что стоит Военному министерству принять соответствующий закон — и никаких препятствий для массового участия армии в окончательном решении еврейского вопроса в России не будет. За изгнанием евреев с военной службы последует отъятие у них тех немногих гражданских прав и свобод, которыми они еще пользуются: изгнание из всех высших учебных заведений, запрещение любой юридической и медицинской практики, бойкот еврейской торговли, вплоть до экспроприации еврейского капитала — как награбленного у армии — в пользу казны. Наконец, полноправный и широкомасштабный погром. Правая периодика открыто и закулисно обсуждала такого рода возможности, признавая, что распространение на евреев воинской повинности представляет собой серьезное препятствие осуществлению планов создания национальной армии^{1014}.

Было бы наивно полагать, что у правых публицистов не было своей аудитории и что мало кто доверял их писаниям. Как справедливо отметил Ханс Роггер, «попытка ряда маньяков навязать свою волю государству» была небезуспешной^{1015}. Призывы правых безусловно были услышаны, о чем свидетельствуют ответы высших военачальников на анкету по еврейскому вопросу, подготовленную и разосланную Военным министерством в 1912 г. Материалы анкетирования должны были стать основой изменений в новом военном уставе, вошедшем в силу в 1912 г. Однако обработаны они были позже, поэтому новый устав принимался без их непосредственного учета. Вопросы анкеты были адресованы начальникам некоторых Главных управлений Военного министерства, командующим военными округами, корпусным и дивизионным генералам — словом, высшей военной аристократии, знающей об отношении к евреям при дворе и в самом Военном министерстве. Резолюции Николая на предложениях губернаторов убрать евреев из армии («да, да и да», «я того же мнения»^{1016}) не могли не дойти до ушей высшего военного начальства. Вряд ли можно назвать случайным тот факт, что среди опрошенных не было ни одного полковника. Все те, кто непосредственно сталкивался с еврейскими солдатами, а не судил о них, исходя из высочайшего на сей предмет мнения, разглагольствований консервативной прессы или ходячих предрассудков, анкеты не получили.