Читаем Еврейские хроники XVII столетия. Эпоха "хмельничины". полностью

В своем дальнейшем изложении Ганновер обронит еще немало фраз, которые покажут, как близко он подходит к правильному пониманию основных движущих сил крестьянского восстания, в то же время не видя и не понимая значения борьбы всего украинского народа за создание своей государственности.

Ганновер знает, что восставшие «были все простые крестьяне и мещане»[45], ищущие избавления от польских панов, «угнетавших их тяжкими работами»[46]. Хронист знает также, что поражение крестьянских восстаний раньше приводило к еще большему усилению крепостнической эксплуатации: так, после разгрома восстания Наливайки его «единоплеменники подвергались еще большему порабощению»[47]. Ганновер прекрасно сознает, что и сейчас в случае поражения восставшие обратятся в свое «первобытное состояние», в хлопов[48]. Хронист даже склонен, так же как и польский хронист Самуил Грондский, объяснить нерешительность действий поляков в битве под Пилявцами своеобразным экономическим расчетом. Ганновер рассказывает, как слабые воинским духом князья Доминик, Заславский, Тышкевич и др. на второй день сражения согласились на перемирие с врагом, заявив князю Вишневецкому: «Доколе ты будешь уничтожать православных, ведь это наши крепостные. Кто будет пахать наши земли и исполнять всяческие домашние и полевые работы? Если мы убьем всех холопов, над кем же мы будем панами?»[49].

Очень интересен по социальной четкости рисунка рассказ Ганновера об убийстве владельца Тульчина, князя Четвертинского: «И подошел к нему один наглец, мельник из его бывших крепостных, и, сняв перед князем шапку, сказал ему, смеясь и издеваясь: «Что пан прикажет?». После этого он напомнил князю, как тот мучил своих крепостных, как он их угнетал тяжкими работами и т. д.»[50].

Но особенная наблюдательность Ганновера видна из того, что он смог близко подойти даже к пониманию тех социальных явлений, которые определили судьбы еврейского населения Украины в событиях войны. Так, излагая предпосылки восстания, Ганновер отмечает, что еврей Захарий Собиленко «арендовал указанный город Чигирин у пана, подобно всем евреям на Украине, которые, таким образом, стали там повсеместно управляющими и хозяевами. Это и являлось причиною страшного бедствия, ибо евреи своим высоким положением вызывали зависть»[51].

Глубокая наблюдательность и относительно высокая культурность дали Ганноверу возможность многое понять в происходящих событиях. Но из этого не следует, что хронист проявит хоть где-нибудь готовность оправдать действия восставших, что он станет на точку зрения «хлопов».

Не мысля себе иного социального уклада, кроме существующего — феодально-крепостнического, Ганновер осуждает всякую попытку борьбы с ним. Жесточайшая расправа с повстанцами представляется ему с точки зрения «высшей справедливости» настолько оправданной, что он заявляет, будто сами «бунтовщики» считали «возмездие заслуженным»[52].

Как мы еще ярче увидим из последующего изложения, хроника Ганновера насквозь тенденциозна: оценка восстания «хлопов» и казацкой старшины ведется с социальных позиций польских крепостников и, очевидно, определяется социальным и политическим положением самого Ганновера, связанного в конечном счете бесчисленными нитями с эксплуататорской верхушкой еврейского населения Украины, а через нее с польским панством. Привилегированное положение богатого еврейства в польском феодальном государстве определяло враждебное отношение его ко всяким попыткам нападения на это государство, будь то со стороны хлопов, будь то со стороны казацкой старшины и украинского мещанства.

Историческое чутье Ганновера в полной мере можно оценить, только если сравнить приведенные замечания его с высказываниями современников. Точка зрения польских и украинских хронистов нами уже излагалась. Об остальных еврейских летописцах речь будет впереди. Сейчас интересно вспомнить об одном (в литературе, как будто, не использованном) замечании современника-еврея. Автор сборника проповедей Берахия бен Ицхок тоже как будто считает, что причиной «бедствий» были «аренда городов и сел, откупа по продаже вина и меда». Но на следующей же строчке Берахия ставит все с ног на голову, выдвигая такую каузальную связь явлений: аренды и откупа заставляли евреев нарушать святость субботнего отдыха и даже разводить свиней, их служанки-христианки торговали по субботам — и вот все это, вызвав справедливый гнев небес, и явилось причиной ниспосланного «бедствия»[53]. Мы вряд ли впадем в преувеличение, если скажем, что Ганновер ближе, чем кто-либо из его современников, подошел к правильному пониманию и формулированию социально-исторических предпосылок крестьянской войны.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза
Николай II
Николай II

«Я начал читать… Это был шок: вся чудовищная ночь 17 июля, расстрел, двухдневная возня с трупами были обстоятельно и бесстрастно изложены… Апокалипсис, записанный очевидцем! Документ не был подписан, но одна из машинописных копий была выправлена от руки. И в конце документа (также от руки) был приписан страшный адрес – место могилы, где после расстрела были тайно захоронены трупы Царской Семьи…»Уникальное художественно-историческое исследование жизни последнего русского царя основано на редких, ранее не публиковавшихся архивных документах. В книгу вошли отрывки из дневников Николая и членов его семьи, переписка царя и царицы, доклады министров и военачальников, дипломатическая почта и донесения разведки. Последние месяцы жизни царской семьи и обстоятельства ее гибели расписаны по дням, а ночь убийства – почти поминутно. Досконально прослежены судьбы участников трагедии: родственников царя, его свиты, тех, кто отдал приказ об убийстве, и непосредственных исполнителей.

А Ф Кони , Марк Ферро , Сергей Львович Фирсов , Эдвард Радзинский , Эдвард Станиславович Радзинский , Элизабет Хереш

Биографии и Мемуары / Публицистика / История / Проза / Историческая проза
Битва за Рим
Битва за Рим

«Битва за Рим» – второй из цикла романов Колин Маккалоу «Владыки Рима», впервые опубликованный в 1991 году (под названием «The Grass Crown»).Последние десятилетия существования Римской республики. Далеко за ее пределами чеканный шаг легионов Рима колеблет устои великих государств и повергает во прах их еще недавно могущественных правителей. Но и в границах самой Республики неспокойно: внутренние раздоры и восстания грозят подорвать политическую стабильность. Стареющий и больной Гай Марий, прославленный покоритель Германии и Нумидии, с нетерпением ожидает предсказанного многие годы назад беспримерного в истории Рима седьмого консульского срока. Марий готов ступать по головам, ведь заполучить вожделенный приз возможно, лишь обойдя беспринципных честолюбцев и интриганов новой формации. Но долгожданный триумф грозит конфронтацией с новым и едва ли не самым опасным соперником – пылающим жаждой власти Луцием Корнелием Суллой, некогда правой рукой Гая Мария.

Валерий Владимирович Атамашкин , Колин Маккалоу , Феликс Дан

Проза / Историческая проза / Проза о войне / Попаданцы
Иван Грозный
Иван Грозный

В знаменитой исторической трилогии известного русского писателя Валентина Ивановича Костылева (1884–1950) изображается государственная деятельность Грозного царя, освещенная идеей борьбы за единую Русь, за централизованное государство, за укрепление международного положения России.В нелегкое время выпало царствовать царю Ивану Васильевичу. В нелегкое время расцвела любовь пушкаря Андрея Чохова и красавицы Ольги. В нелегкое время жил весь русский народ, терзаемый внутренними смутами и войнами то на восточных, то на западных рубежах.Люто искоренял царь крамолу, карая виноватых, а порой задевая невиновных. С боями завоевывала себе Русь место среди других племен и народов. Грозными твердынями встали на берегах Балтики русские крепости, пали Казанское и Астраханское ханства, потеснились немецкие рыцари, и прислушались к голосу русского царя страны Европы и Азии.Содержание:Москва в походеМореНевская твердыня

Валентин Иванович Костылев

Историческая проза