Еврейские литературные сказки

И господин долго, пока горел огонек, ждал, а потом, когда огонек погас, и дочь вправду легла спать, господин снова зажег свой фонарь, и перестал смотреть на окошко и отошел от дерева и направился затем к своим покоям и скрылся там, откуда явился.

И птица велела мне тогда выйти из-за дерева, и я вышел, и встал я перед ней, и сказала она мне:

— Ты видел, Зеленый: господин следит за дочерью, он подглядывает под ее окошком, потому как он что-то подозревает, и его подозрение не напрасно: что-то она от него скрывает, это он недавно заметил, а мы, то есть я и олень, уже давно знаем об этом, нам не надо ничего говорить, нам и взгляда довольно…

И мы видим, что с дочерью нашего господина что-то неладно, и заметили мы, что у нее на уме что-то новое, чего не было прежде: по ночам принимается она успокаивать замок, ждет, пока все не погрузится в сон, и тогда зажигает свой огонь, и что-то делает, и что-то, кажется, пишет при свете…

И еще приметили мы: в последнее время она уже несколько раз отказывалась от своей обычной вечерней прогулки с отцом, той, что его так радует, хотя с тех пор как она повзрослела, эта прогулка у них как закон; но она стала отказываться и оставаться одна в комнате, и как стемнеет, и как только первая летучая мышь прочертит первые вечерние зигзаги, так дочка подзывает ее к окошку и долго с ней общается, говорит с ней и что-то там с ней делает, и, могу поклясться, передает ей письмецо, и, если мое зрение меня не обманывает, я видела потом это письмецо на лапке у летучей мыши…

И с кем она переписывается, нам не ясно, и что это за секрет у нее от отца, мы не знаем, и отец ее уже не раз меня об этом спрашивал, и мне приходилось прикидываться не ведающей и отвечать ему, что я ничего не знаю… И отцу это кажется удивительным, и он хочет это дело разведать, и часто приходит он под окошко и, как сегодня, стоит до тех пор, пока в окошке не погаснет свет, и после этого уходит, как мне кажется, ни с чем…

Так сказала мне птица, и, выслушав ее, я пошел спать, а наутро рассказал это все оленю, но и у оленя, похоже, не было никаких сведений, и он серьезно выслушал меня, и задумался, и когда я спросил его: «Олень, о чем ты думаешь?», он мне ответил:

— Я думаю о доченьке нашего господина и еще о том, что предстоит нам дальняя дорога.

— Куда?

Он ничего не ответил, и увидел я, что он что-то знает, и не то, чтобы знает, а чувствует, что знает, но пока не может об этом поведать и прячет это в сердце под своей шкурой и в голове под рогами…

Шло время, и я — днем с оленем, а ночью с птицей — охранял замок и ничего и никого к нему не подпускал, а пытались и мохвы, и повелитель облаков тоже пытался, но им не удавалось; и повелитель облаков уже потерял надежду, потому что видел, что дочь господина не глядит на него, и каждый раз, когда после битвы с ее отцом борода его все больше редеет, она насмехается над ним; он уже устал от войны, но со стороны следил за замком и глаз с него не спускал, потому что все равно хотел знать, что будет и кого выберет дочь, и не сможет ли он хоть кому-нибудь помешать… И так как он видел, что письма, которые пишет дочь, поднимаются вверх выше самых высоких облаков, и видел, что летучая мышь, получив письмецо, передает ее ветру, который потом несет его еще выше, — так вот, так как все это он видел, то решил, что письма не должны попадать туда, куда надлежит, а должны намокать и падать вниз.

И дочь это видела: потому что, сколько она ни писала, ответа она никогда не получала — не иначе, кто-то стоит на ее пути и перехватывает ее письма… А она не напрасно писала эти письма, и она была уверена в том, к кому обращалась, потому что не она начала эту переписку…

И она тосковала, и отец ее это замечал, и очень тревожился, но спрашивать ни о чем не спрашивал, потому что об этом родители не спрашивают у детей, а она ему ничего не говорила, только, стоя перед ним, все время опускала глаза. Поэтому он знал, что с ней что-то происходит, но не у кого было ему спросить и узнать, и нас тоже, меня, оленя и птицу, это заботило, и мы хотели ему помочь, а как — не знали, но наша преданность ему была велика, и мы — ночью с птицей, а днем с оленем — говорили об этом и искали выход…

И однажды, когда мы с оленем стояли на страже в долине, и был облачный день, и дождь то лил, то переставал, — мы вдруг увидели, как что-то белое упало из облака… И тяжело пролетело оно по воздуху, потому что от дождя намокло, и упало к подножью скалы, и тут же олень сорвался с места, и вместе со мной рванулся к тому месту, и олень велел мне это поднять, и я поднял, и приказал он мне хранить это до вечера, пока мы не вернемся на скалу, и тогда — вручить это нашему господину, потому что это, может быть, то, что ему нужно…