Еврейские народные сказки. Том 2. Сказки евреев Восточной Европы

В целом необходимо различать два взаимосвязанных мотива: «говорящая живая голова» и «говорящий череп вещает о прошлой жизни и предсказывает будущее». В доступных источниках самым ранним (I в. до н. э.) появлением мотива говорящей головы можно считать «Метаморфозы» Овидия (11.52–53), где описана голова Орфея, плывущая по реке с его лирой и продолжающая петь после того, как он был жестоко убит. Образ появляется также в «Повествованиях» Конона [2]. В сборнике валлийских легенд XI в. «Мабиногион» в истории Бранвен, дочери Ллира, описывается голова Бендигейд-Франа, которая оставалась живой спустя 48 лет после того, как была отделена от туловища [3].

Мотив говорящего черепа имеет долгую историю в христианских легендах [4]. Предположительно, но не точно появление этого мотива в данной сказке связано с его распространенностью в европейской христианской традиции. Противоположный цикл рассказов о черепе, который отказывался говорить, обнаруживается в некоторых африканских и афроамериканских традициях.

В еврейской традиции существует талмудический пассаж, объясняющий надпись «это иное», обнаруженную на черепе Иоакима:

Р. Хия бен Абуя также отмечает: «се и иное» начертано на черепе Иоакима. Дед р. Периды обнаружил выброшенный у иерусалимских ворот череп с надписью «это иное». Он предал его погребению, но тот появился вновь; и вновь он предал его погребению, и тот вновь появился.

Тогда он сказал: «Череп, должно быть, принадлежит Иоакиму, о котором написано: “Ослиным погребением будет он погребен; вытащат его и бросят далеко за ворота Иерусалима” [Иер. 22:19]. Хотя, — размышлял он, — он был царем, и не пристало унижать его». Тогда он взял череп, обернул в шелк и поместил в шкаф. Когда его жена вернулась домой и увидела череп, она пошла и рассказала о нем соседям. «Наверное, череп принадлежит его первой жене, — сказали они ей, — память о которой не покидает его». Жена растопила печь и сожгла череп. Вернувшись, он сказал ей: «На нем так и было написано: “это иное”» (ВТ, Санхедрин 82а).

Похороны по еврейскому обычаю

Тема похорон по еврейскому обычаю является центральной для апокрифической Книги Товита; ср. также данную сказку со сказкой ИФА 5361 (наст. т., № 17).

1 Silberstein, J. L., and Cohn, R. L., eds. The Other in Jewish Thought and History: Construction of Jewish Culture and Identity (New York: New York University Press, 1994).

2 См. Brown, M.K. The Narratives of Konon (Munich: Saur, 2002), 307-308 no. 45:26-31.

3 Jones, G., and Jones, T., trans. The Mabinogion (New York: Knopf, 2000), 34-37. Похожие истории появляются и в других кельтских источниках.

4 Galderisi, С. Le crâne qui parle: Du motif aux récits, vertu chrétienne et vertu poétique // Cahiers de civilization medievale 46 (2003), 213-231.

5 ДЕМОНЫ И ДУХИ под ногтями

В деревне Вилача, что между Щебжешином и Замостьем, жил деревенский еврей, простой, работящий и богобоязненный человек. Как все деревенские евреи, он был не слишком сведущ в Торе.

Впервые сталкиваясь с ним, люди быстро распознавали в нем еврея, пахнущего полем и хлевом. По утрам он надевал свои талес и тфилн и долго читал «Ма тову» — стих, произносящийся при входе в синагогу¹,— едва разбирая иврит. Он зарабатывал на жизнь, продавая свиную щетину, прочее сырье и скот. Люди называли его скототорговцем.

У него было четыре дочери и сын. Сын, как и полагается, был его «волшебным кольцом»: отец рассчитывал, что его сын получит свою долю в мире грядущем. Отправил деревенский еврей своего сына к меламеду в Щебжешин, чтобы тот обучил его всему, что должен знать еврей: молиться, читать кадиш через сто двадцать лет² за своего отца и писать на идише. Деревенский еврей водил своего сына, Йошку, на все ярмарки, чтобы научить его зарабатывать себе на хлеб. Йошке легко давалась эта наука. Вскоре он стал прекрасно определять цену скота, лишь дотронувшись до него. Вести дела у него получалось лучше, чем изучать Тору.