Еврейские пираты Карибского моря

Похоронная процессия прошла через богатый еврейский квартал и вышла к мосту через реку Амстел. Там гроб погрузили на плоскодонный ялик и, гребя обернутыми тряпками веслами, доставили к кладбищу в Оудеркерке, в пяти милях к северу. Молодежь побежала вдоль берега вслед за баржами, на которых скорбящие плыли к кладбищу. Ничего более впечатляющего в своей жизни они не видели. Для них рабби был героем, который захватывал вражеские суда вместо того, чтобы сидеть дома и учить Талмуд. Действительно, Самуэль часто отсутствовал, и по поводу его пересечений с этими мальчиками можно лишь строить догадки. Но их дальнейшая жизнь дает представление о влиянии личности Палаччи и о вдохновении, которые они черпали в его деяниях. Они никогда не прекращали бороться с гонителями своего народа. К концу столетия им удалось отстоять права евреев во враждебном мире.

Глава пятая Амстердам — Новый Иерусалим

Дело было 16 января 1605 года. Холодный, пронизывающий ветер, дувший с Атлантического океана, не мешал жителям Лиссабона, собравшимся вдоль дороги с намерением поиздеваться над заключенными, следовавшими под конвоем на площадь, где их ожидало аутодафе. Стражи из Священного братства бичами гнали своих жертв, босоногих и обнаженных по пояс, по обледеневшим улицам города. Во главе процессии верхом на лошадях ехали familiars — члены Священной канцелярии в черных туниках с белыми крестами. За ними ковыляли сто пятьдесят пять кающихся грешников, по шесть в ряд. Их спины кровоточили от ударов бичей. Евреи несли в руках незажженные свечи, в знак того, что свет Истинной веры еще не озарил их души. Их наказание, известное как verguenza («позор»), было назначено после того, как они признались в своих грехах и выразили искреннее желание оказаться в лоне церкви. Упрямцев, не желавших покаяться, пытали до тех пор, пока они не соглашались. Самых упрямых ждала смерть на костре. Возраст не играл никакой роли — десятилетних сестер пытали, а 96-летнюю старуху сожгли.

Полтораста кающихся грешников должны были раз за разом проходить этот путь шесть пятниц подряд, после чего Церковь принимала их. Тогда, «узрев свет», они могли зажечь свои свечи, а затем «пожертвовать» Церкви пятую часть своего состояния. Даже после этого они не имели права занимать высокие посты, носить драгоценности или дорогую одежду. В эту шестую пятницу кающихся согнали на площадь, где уже поставили два помоста — один для них, второй для Великого инквизитора. Грешники по одному подходили к нему, чтобы выслушать свой приговор. Только сойдя с помоста, они узнали, что verguenza завершилась. Неделей ранее король Жуан получил крупную взятку — два миллиона дукатов — и согласился помиловать их. В день аутодафе «Великая амнистия преступникам-евреям» вступила в силу. Два других португальских трибунала, в Опорто и в Коимбре, на рассвете помиловали 255 заключенных, но лиссабонский инквизитор, недовольный помилованием, заставил евреев испить чашу позора до дна и зачитал им приговор прежде, чем освободил. Только через месяц инквизитор сообщил не раскаявшимся грешникам о помиловании и выпустил их[147].

Среди кающихся грешников, шедших по улицам Лиссабона в тот день, были Жозеф Диаш Соэйру, которого «трижды пытали инквизиторы», и Антонио Ваэс Энрикес, один из крупных коммерсантов Лиссабона. Неизвестно, были ли они знакомы раньше. В следующий раз мы встречаем их в Амстердаме, куда они уехали, воспользовавшись годичной амнистией. Получив наконец возможность открыто исповедовать свою веру, они прошли обряд обрезания: многие евреи, перешедшие в христианство, но хранившие верность религии предков, по соображениям безопасности не делали обрезания, пока не оказывались в Голландии. Там еврея обрезали, а если мужчина умирал до этого, обрезание делалось на мертвом теле, чтобы позволить захоронение на еврейском кладбище. Оба также отказались от христианских имен в пользу еврейских. Жозеф Диаш Соэйру стал называться Йосеф бен Исраэль. Своего двухлетнего сына Мануэля он переименовал в Менаше[148], по имени старшего сына библейского Иосифа. Антонио Ваэс Энрикес из Ваэса превратился в Коэна, а своего четырехлетнего сына Антонио-младшего назвал Мозесом, в знак успешного бегства из неволи. Вскоре после переезда в Амстердам его жена родила еще одного сына. Мальчика, рожденного на свободе, назвали Абрахамом.

Смена имени была распространенным явлением среди конверсос, как женщин, так и мужчин, когда они открыто объявляли себя евреями. Эмигранты брали на себя бремя еврейского существования и выбирали имена библейских героев и патриархов. Они звали себя Мозес, Абрахам, Йосеф, Яаков, Биньямин[149], а их суда назывались «Пророк Самуил», «Прекрасная Сарра», «Пророк Даниил», «Царица Эсфирь» и «Царь Соломон»[150].