Еврейский автомобиль

Вдруг он взглянул на доску, на фишку, которую только что передвинул, изо всей силы ударил себя ладонью по лбу и закричал: - Идиот! Какой я идиот!

Мы с изумлением посмотрели на него. Канарейка испугалась и жалобно пискнула.

- Какой я идиот! - повторил он снова и опять хлопнул себя по лбу. - Где были мои глаза! - кричал он. Потом он сказал, что все яснее ясного, а он ничего не сумел увидеть. - Мы, - сказал он, - следили только за наступлением русских - как кролик смотрит в глаза удава, - мы не видели, что у нас за спиной Америка, что она уже готова броситься на красных, а тут-то и есть главный шанс Германии.

Я посмотрел на доску с красными, желтыми и зелеными фишками и тоже вдруг все понял. Шумел майский ветер, я глубоко вздохнул.

- Ты правда так думаешь? - нерешительно спросила мать.

Отец вскочил и возбужденно заговорил о том, что на это указывают все признаки: быстрое продвижение американцев на западе, упорное сопротивление наших войск на востоке. Мы выжидаем, пока русские и американцы столкнутся по-настоящему. Тут он вдруг снова хлопнул себя рукой по лбу и сказал, что теперь он понял, почему мы до сих пор не применили секретного оружия. Мы не хотим зря опустошать немецкие земли. Американцы отвоюют их для нас, в этом ключ к пониманию теперешнего положения дел. "Ами" и русские столкнутся с невероятной силой, так что искры ПОСЫПЛЮТСЯ, и тогда Америка со своими людьми и ресурсами, со своими бомбами и танками вклинится в большевистскую Россию, как нож входит в масло, и вся Европа будет на ее стороне, как некогда на нашей.

- Бог не допустит, чтобы случилось иначе, - продолжал отец, - победа русских в этой войне означала бы гибель всего доброго, что есть на земле. - Он тяжело навалился на край стола, глаза его сверкали.

- Дай-то бог, - прошептала мать.

Небо было как синий шелк.

На следующее утро я распростился со всеми и отправился на вокзал, который был далеко за городом.

Начинался грозовой майский день, с гор дул фен, парило, луга источали аромат. На выходе из города меня остановил патруль, его командир, седой капитан, показался мне знакомым. Он изумленно посмотрел на мое отпускное свидетельство и молча протянул его своим спутникам, двум таким же седым унтер-офицерам. Оба унтер-офицера тоже посмотрели на мое свидетельство как на что-то потустороннее.

- Н-да, приятель, - сказал капитан, разглядывая меня, словно выходца с того света. Потом он спросил, неужели за все время моего пути сюда из Карлсбада через зону, которой командует фельдмаршал Шернер, меня ни разу не остановил патруль полевой жандармерии. Я ответил отрицательно, так оно и было на самом деле. Капитан покачал головой и снова уставился на мое отпускное свидетельство. Мне неслыханно повезло, сказал он, что я попался с такими документами именно ему, старому другу моего отца, всякий другой вздернул бы меня, как дезертира, на первом суку. Я испугался и сказал, что ведь мое отпускное свидетельство в полном порядке, на что капитан возразил, что это-то и есть самое удивительное, ведь уже несколько месяцев, как все. отпуска строго-настрого запрещены. Затем он разорвал мою бумагу на мелкие клочки, затоптал их каблуком в землю и выписал мне новое удостоверение, в котором указывалось, что я согласно установленному порядку доложил о себе как о солдате, отбившемся от своей части, и теперь следую по железной дороге к ближайшему сборнрму пункту.

- Теперь отправляйтесь с богом, да поживей! - сказал он.

Я попрощался и пошел, все еще слегка прихрамывая, на вокзал. Что было потом, я помню плохо. Помню, что против ожидания в вагоне было свободно, мне даже удалось сесть у окна, что колеса поезда стучали все время в одном ритме, а телеграфные провода за окном то опускались, то снова поднимались. Потом поезд остановился в чистом поле, нам сказали, что поврежден путь и дальше придется идти пешком. Пассажиры, главным образом солдаты, вышли из вагонов. Я поискал знакомых, но никого не было, те, кто строился здесь в некоторое подобие походной колонны, были по большей части пожилые мужчины с мрачными лицами. Среди них было несколько венгров, маленьких, худых фигурок в мундирах цвета хаки. В руках они держали узелки, один был в дырявых ботинках, другой в рваной шинели - нищий народ! Мы тронулись в путь. .Справа от меня шел ефрейтор-сапер, слева - унтер-фельдфебель пехотинец, а впереди - застиранный ультрамарин моряков, глинисто-коричневая одежда солдат рабочей команды, черная форма - водители танков, коричневато-серая - организация "Тодт" * [* Организация "Тодт" вспомогательные военно-строительные части гитлеровской армии.], зеленая жандармерия, серо-зелено-красно-коричневые пятна маскировочных плащ-палаток и посеревший от стирок белесый тик с повязками фольксштурма.