Еврейский Белосток и его диаспора

Чувство, а на самом деле надежда на то, что Белосток сыграет важную роль в американской еврейской жизни, подобно газете Forverts или образовательному Альянсу, заставило тысячи людей в 1923 году собраться на улице для публичного празднования открытия здесь Белостокского центра[340]. На церемонии открытия небольшой оркестр играл гимн Соединенных Штатов, а группа белостокских девушек несла плакат с названием Центра. «Это великое время для белостокских соотечественников по всему миру», – заявил Якоб Крепляк, белостокский эмигрант, известный журналист, пишущий на идиш, и редактор прославленного идишского журнала Di Tsukunft («Будущее»), участник «совершенно захватывающей» церемонии открытия Белостокского центра[341]. «Теперь у евреев Белостока есть свое общинное здание, – продолжал он, – где мы можем открыть духовный центр для детей лучшего еврейского города Старого мира в лучшем еврейском городе Нового мира»[342]. Описание Крепляка намекает на то, что его гордость была продиктована менталитетом Старого мира, построенном на региональной конкуренции: евреи из Белостока были поистине исключительными, поскольку они совершили подвиг, которым не могла похвалиться ни одна другая группа Ландсманшафта в Америке. Даже землячества «городов, превосходивших по размеру Белосток, – подчеркнул он, – не построили для себя такого учреждения»[343]. Зелиг Тигель, корреспондент варшавской идишской ежедневной газеты Der haynt, вторил Крепляку. В своей статье, сравнивая Варшаву и Белосток, Тигель утверждал, что новый Белостокский центр изменил конфигурацию карты Восточной Европы: часть Белостока теперь переместилась в Нижний Ист-Сайд, а руки простираются к другим центрам поселения белостокцев, таким как Патерсон, Нью-Джерси[344].

Неудачные попытки белостокских эмигрантов в Чикаго организовать свой собственный «центр» иллюстрируют, как региональные разногласия проживания в США усиливали региональный патриотизм восточноевропейских еврейских иммигрантов. Натан Миллер, эмигрант из Белостока, поселившийся в Чикаго в 1906 году, описал, как его гордость за Белосток переплелась с завистью, когда он и другие жители Чикаго с благоговением смотрели на Белостокский центр в Нью-Йорке. «Деятельность наших нью-йоркских друзей, – писал Миллер, – [в частности] основание Белостокского центра в Нью-Йорке вызывает у нас [в Чикаго] чувство зависти, и мы только что на нашей последней встрече приняли решение, что, несмотря на разногласия, нам нужно создать собственное общинное место»[345]. Рассматривая в качестве ориентира Нью-Йорк, а не Восточную Европу, Миллер завершает свой рассказ признанием, что, возможно, «мы, „фермеры“ здесь, в Чикаго, [не сможем] подражать вашим достижениям в Нью-Йорке» и «построить Белостокский дом в Чикаго»[346]. По правде говоря, «фермерство» и сопутствующие этому занятию запросы не помешали портным и булочникам создать новый «центр», однако реакция Миллера ясно показывает наличие региональной конкуренции применительно к карте Нового мира, которая формировала память восточноевропейских евреев о своей прежней идентичности и форме выражения своих надежд, мечтаний и восприятия самих себя.