Еврейский блок с нотик

Ты холодненькой неси,

С черным хлебушком, да с картошечкой,

Да с селедочкой «Иваси».

Эй, музыкант, давай-ка «Попурри»,

Давай махнём с тобою по сто грамм,

И «Барыню» для нас ты повтори,

Ну, а «Семь сорок» сбацаешь ты сам.

Для нас кабак – обетованный рай,

И ты поймёшь, поймёшь меня, дружок,

Мы сдвинули стаканы: «Ну! Лехайм!»,

А поутру нальём на «Посошок».

И ещё по сто русской водочки

Ты холодненькой неси,

С черным хлебушком, да с картошечкой,

Да с селедочкой «Иваси».

Пом. ком. взвода Беня из Орла

Нацепили мы десанта гарнитуру,

Нас закинули под утро в самолёт.

Наши Илы – самолёты десантуры —

По приказу отправляются в полёт.

Люк открыт и парашюты над планетой,

В точном месте, против вражеских полков.

Десантура – это гордые береты

Из нависших над бедою облаков.

Мы мотали на троих наш срок десантский,

На рязанский плац нас служба призвала,

И Донецкого Миколу, а я Калининградский,

Третий – пом. ком. взвода,

третьей роты, Беня из Орла.

Мы десантники – особая натура,

Нам в отставке, после дембеля – тоска.

На гражданке остаёмся десантурой,

Все приписаны в десантные войска,

Где на стропах парашютов эшелоны

Для тельняшек и беретов голубых.

Не погаснут наши свечи пред иконой

За один тот белый купол на троих…

Мы мотали на троих наш срок десантский,

На рязанский плац нас служба призвала,

И Донецкого Миколу, а я Калининградский,

Третий – пом. ком. взвода,

третьей роты, Беня из Орла.

В День Победы, с гордым маршем по брусчатке,

Нет нам равных ни в параде, ни в бою.

Все в беретах набекрень, пройдут ребятки,

Ну и нам с тобой, Микола, быть в строю.

Помнишь, пели мы «Варяга» перед боем,

Шаг печатая, десанту нет цены.

За Донбасс мы спеть «Варяг» должны все трое,

Третьей роты, десантуры пацаны!

Мы мотали на троих наш срок десантский,

На рязанский плац нас служба призвала,

И Донецкого Миколу, а я Калининградский,

Третий – пом. ком. взвода,

третьей роты, Беня из Орла.

Вениамин Андреев… Солдат запаса,

второй категории, годен к нестроевой,

с исключением с учёта.

Памяти товарища

Прощай, Россия-матушка

Паше Волкову

Прощай, Россия-матушка,

Заступница моя.

Мне уезжать не хочется

В заморские края.

Не хочется, не хочется,

Но всё же соберусь.

Прощай, Россия-матушка,

Прощай, Россия-Русь.

Не плачь, моя любимая,

Родимая моя.

Ты самая красивая,

Ранимая земля.

Ты самая, ты самая,

Но всё же соберусь,

Прощай, Россия-матушка,

Прощай, Россия-Русь.

Прощай, моё спасение,

Спаси меня, спаси,

На берегах Америки,

От берегов Руси.

Два берега, два берега,

Но всё же соберусь.

Прощай, Россия-матушка,

Прощай, Россия-Русь.

Прощай, моё мучение,

Моя больная Русь.

Быть может и в сомнении,

Но я ещё вернусь,

В сомнении, в сомнении,

Но всё же соберусь.

Прощай, Россия-матушка,

Прощай, Россия-Русь

Молчит Россия

«Привет, Россия, родина моя…»

Николай Рубцов

В далёкий край, где южные моря,

Холодным, снежным утром улетаю.

Меня туда никто не провожает,

И ты молчишь, о Родина моя.

В моей душе мелодия ручья,

Родной мотив, что помню изначальный,

А под крылом, навстречу клин

печальный,

Прощай, Россия, родина моя.

Прости меня, что улетаю я.

Любовь и кровь. Как разорвать основу?

Хочу сказать, Бог даст вернуться снова,

Привет, Россия, родина моя.

Лечу в края, где южные моря,

И всё былое кажется иначе,

Я положу записку в стену плача:

«Шалом, Россия – Родина моя!..»

Серёжки берёз

Возле Мёртвого моря, где жёлтые розы,

Клин степных журавлей мне курлычет вопрос —

Разве можно сравнить эти розы-мимозы,

И серёжки орловских весенних берёз.

Километры судьбы от Полесья до Хайфы

Растянулись рекой. Хоть я пьян, хоть тверёз,

Но гортанный иврит не приносит мне кайфа,

Как трава-мурава, сок берёзовых слёз.

Дует знойный самум, нераскрыты бутоны,

А шипы в карауле, все иголки – штыки.

Там серёжки, качаясь, охраняли перроны,

Часовыми стояли берёзок полки.

Клин летит журавлей, моё сердце на части

Разделить не смогу здесь у моря и звёзд.

Будто грёзы, морозы вспоминаются часто,

И орловская даль, где серёжки берёз.

Может горькая соль, возле Мёртвого моря,

От дрожащих ресниц, многоточия слёз.

Мои розы, берёзы друг с другом не спорят,

Друг, в чехле от гитары, мне серёжки привёз.

Числюсь Алиёй

Я не поэт, не чистокровный русский,

В поэзии, могу себя распять,

Но я кропаю рифмы без нагрузки,

Без тонкостей славянских слов, от «а» до «ять».

Я не еврей, чтобы владеть стихами,

Среди поэтов числюсь алиёй,

А просыпаюсь утром с петухами —

Ночные строчки уползут змеёй.

Уйдут виденья, образы и строчки,

Хотя ушли, быть может, погулять,

Как их вернуть, без всякой заморочки,

Как вспомнить днём и всё не растерять?

Не растерять видений и сомнений,

Ожившие дымы костров в ночи,

Не усмирять проказу сновидений,

Которую не вылечат врачи.

Как сделать так, чтоб день равнялся ночи,

Для небанальных ритмов и стихов?

Прошедший день пусть строчек многоточье

Бросает на заре в ночной покров.

Где ночью строчки жили и творили,

В них рифма сладкозвучная лилась,

И девушки стихи мои любили,

Звучала песня… Днём оборвалась…

Улица в Яффо

Трамвай Москва – Тель-Авив

Сколько было исходов на рассвете (закате) веков,