Читаем Еврейский вопрос полностью

В прежние годы! Вот в этом и состоит ошибка многих наших государственных людей, что они все поминают прежние годы, не принимая в расчет того нравственного постепенного воздействия на дух народный и тех изменений в общем строе русской жизни, которые произведены переворотом 19 февраля 1861 года. В прежние годы, во времена крепостного права, крестьянин более или менее заслонен был от еврейского экономического ига и произвола авторитетом и властью или, пожалуй, произволом помещика. Последний, если только хотел, всегда имел возможность содержать еврея в некотором страхе или отдалении от крестьян, изгнать его и совсем из села и т. д. Произволу этому настал, да и не мог не настать конец, но вместе с безнравственными и вредными его сторонами утратились для крестьян и практически добрые его последствия. Крестьяне остаются теперь совсем без защиты: мировые судьи лишены всякой административной власти, а на юридической почве не может быть для народа никакой серьезной поддержки против формально-легальных плутней еврейского люда, Этот же люд, в свой черед, с упразднением крепостного права, с понижением общественного значения и главное с обеднением дворянства, пошел сильно в гору, не только в экономическом, но и в социальном отношении. Если бы наши статистики занялись сравнительным исследованием еврейской экономической деятельности до и после эмансипации (перемещения в еврейские руки недвижимой собственности, аренд, подрядов и т. п.), то они, наверное, поразились бы громадным ее развитием, идущим параллельно с обнищанием сельского населения… «Не любы были нам паны», – читали мы в письме одного крестьянина Полтавской губернии, из села, где помещичья земля и усадьба достались по покупке в собственность еврею. «Не любы были нам паны, а теперь куда стало горше, как в паны попали евреи и пан-жид стал пановать над нами!» Итак, что же мы видим теперь на нашем юге и юго-западе? С одной стороны, быстрый рост и непомерно увеличившийся натиск на крестьян еврейской экономической и социальной силы после упразднения крепостного права; с другой стороны, в такой же прогрессивной пропорции совершившаяся в крестьянском населении убыль средств для борьбы и отпора; другими словами: крестьяне приведены в состояние совершенной беззащитности, предоставлены собственным силам или собственной немощи (мировые суды считать почти нечего). Само собою разумеется, что настоящее взаимное соотношение обеих сторон могло сложиться и выясниться не вдруг, не тотчас после освобождения крестьян, в течение известного времени: вот и причина, почему только несколько лет тому назад начались эти крестьянские беззаконные самосуды. Но вместе с тем благодаря уничтожению крепостной зависимости одновременно с увеличением еврейского экономического нажима постепенно развивалось и развивается в крестьянах всей России, как мы уже высказали в прошлом, гражданское если не самосознание, то самочувствие, при котором, конечно, всякий неправый гнет становится для них чувствительнее, обиднее, чем в старину. Может быть, и в самом деле, случайно попавшие за черту еврейской оседлости великорусы (в которых вообще это самочувствие сильнее), слыша жалобы и сетования местного народа, подвиглись сами, подвигли и его к гневной отместке, – но едва ли есть и надобность искать зачинщиков непременно между ними или где-то извне: недавний погром в Новомосковске совершенно просто объясняется тем, что эта местность запорожская и еще хранит предания о запорожских внезапных с евреями расправах…

К чему же, собственно, сводится все адвокатское разглагольствие екатеринославской газеты, все это голое, упрямое отрицание еврейского экономического гнета, с такою благодарностью воспроизведенное газетой еврейской? Ни к чему другому, как к поощрению евреев продолжать прежний образ действий, – к предотвращению, по возможности как ненужных, всяких правительственных мер против еврейской эксплуатации. «Не смущайтесь, – так вещает между строк екатеринославский либерал евреям, – продолжайте ваше ростовщичество по-прежнему, опутывайте народ сетью неоплатных долгов по-прежнему, разоряйте и развращайте его, как встарь: над вами бодрствует, вас блюдет либеральная печать и гуманизм просвещеннейших классов российского общества!..» Но разумно ли искушать таким образом народное долготерпение и не гасить, а в сущности только раздувать вражду христиан к евреям, упорно сохраняя и даже лелея все ее причины и поводы?

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 великих угроз цивилизации
100 великих угроз цивилизации

Человечество вступило в третье тысячелетие. Что приготовил нам XXI век? С момента возникновения человечество волнуют проблемы безопасности. В процессе развития цивилизации люди смогли ответить на многие опасности природной стихии и общественного развития изменением образа жизни и новыми технологиями. Но сегодня, в начале нового тысячелетия, на очередном высоком витке спирали развития нельзя утверждать, что полностью исчезли старые традиционные виды вызовов и угроз. Более того, возникли новые опасности, которые многократно усилили риски возникновения аварий, катастроф и стихийных бедствий настолько, что проблемы обеспечения безопасности стали на ближайшее будущее приоритетными.О ста наиболее значительных вызовах и угрозах нашей цивилизации рассказывает очередная книга серии.

Анатолий Сергеевич Бернацкий

Публицистика
Былое и думы
Былое и думы

Писатель, мыслитель, революционер, ученый, публицист, основатель русского бесцензурного книгопечатания, родоначальник политической эмиграции в России Александр Иванович Герцен (Искандер) почти шестнадцать лет работал над своим главным произведением – автобиографическим романом «Былое и думы». Сам автор называл эту книгу исповедью, «по поводу которой собрались… там-сям остановленные мысли из дум». Но в действительности, Герцен, проявив художественное дарование, глубину мысли, тонкий психологический анализ, создал настоящую энциклопедию, отражающую быт, нравы, общественную, литературную и политическую жизнь России середины ХIХ века.Роман «Былое и думы» – зеркало жизни человека и общества, – признан шедевром мировой мемуарной литературы.В книгу вошли избранные главы из романа.

Александр Иванович Герцен , Владимир Львович Гопман

Биографии и Мемуары / Публицистика / Проза / Классическая проза ХIX века / Русская классическая проза