Еврейский вопрос Ленину

Шагинян обнаружила, что отец Ленина был русско-калмыцкого происхождения. Для Шагинян, с ее армянскими корнями и глубоко интернационалистскими убеждениями, это стало настоящим открытием. Оказывается, в Ленине соединились разные национальности! В 1937 г., прежде чем послать роман в журнал для публикации, Шагинян попросила ближайших ленинских родственников взглянуть на рукопись и поделиться с ней критическими замечаниями. Крупская ответила: «Читая Вашу рукопись, я почувствовала, насколько правильно подошли Вы к вопросу. Пожалуй, только опытный писатель может на основе изучения материалов дать картину той эпохи. Мне понравился не только Ваш замысел, но и сама рукопись…» Дмитрий Ульянов повторил нечто в том же духе, подчеркивая, что Шагинян обращалась к «воображению, чтобы создавать образы», но «не исказила исторические факты» и «создала достоверную картину жизни».[158] Казалось, роману уготован успех как у читателей, так и у властей.

Журнал «Красная новь» опубликовал роман Шагинян «Билет по истории» весной 1938 г. В течение нескольких месяцев раздавались только похвальные отзывы литературных критиков и некоторых высших партийных функционеров, включая Михаила Калинина, председателя Президиума Верховного Совета СССР. Все в один голос отмечали, что впервые книга о Ленине написана «живым, выразительным языком». И вдруг в конце лета отношение к роману неожиданно изменилось. Постановлением ЦК коммунистической партии от августа 1938 г. публикация романа Шагинян была названа идеологически враждебной. Шагинян позднее объясняла, что данная резолюция была результатом некоей публикации в немецкой газете, где появились расистские заявления в связи с новооткрытыми калмыцкими родичами Ленина. Скорее всего, Шагинян сделала такое заявление, чтобы оправдать позицию компартии и обвинить нацистов.

Вслед за постановлением ЦК, осуждающим роман, «Билет по истории» появился на повестке дня двух заседаний Президиума Союза писателей СССР. Шесть ведущих членов Союза раболепски подтвердили партийную оценку романа. Они заявили, что «вместо изображения социальной борьбы, вне которой невозможно дать правдивое изображение жизни семьи Ульяновых, Шагинян изолирует семью от больших социальных процессов и дает ее в мещанском и пошлом освещении». Шагинян дала себя увлечь псевдонаучному генеалогическому методу и дала «искаженное представление о национальном лице Ленина <…> гения человечества, выдвинутого русским народом и являющимся его национальной гордостью».[159]

Не удивительно, что функционеры из Союза писателей обвинили Шагинян в недостаточном внимании к вопросам классовой борьбы, доминирующему моменту в каноне социалистического реализма, одобренного партией в 30-е гг. в качестве ведущего направления советской литературы. В литературно-художественном произведении не могло быть избыточно изображенной классовой борьбы. А вот рассуждение о родословной было и новым, и избыточным. Тогда, по-видимому, впервые в советском документе Ленина назвали «национальной гордостью» русских, подразумевая, что никакая другая нация, кроме русской, не может претендовать на привилегию быть национальностью Ленина.

Шагинян и вся редакция «Красной нови» получили строгий выговор. Крупскую публично отругали за то, что она поддержала Шагинян. На Дмитрия Ульянова партия надавила, и он выступил с неуклюжим очерком, где порицал роман, который он расхваливал всего каких-то полгода до этих событий. Затем в течение 20 лет (до конца 1960-х гг.) Шагинян не могла добиться переиздания романа. Но даже после партийного пленума 1957 г., когда роман был реабилитирован, а постановление 1938 г. отменено, Шагинян не позволили говорить о наложенном в 1930-е гг. запрете. Людмила Скорино, друг писательницы и автор монографии о ее творчестве, не смогла даже коротко упомянуть, что Шагинян в 1930-е годы занималась многолетними фундированными исследованиями ленинской биографии.[160] Генеалогические находки Шагинян и последующий запрет ее романа уводили в потайной чулан коммунистического режима, охраняемого семью печатями: в архив.

Чистота крови под вопросом

Советским властям было отлично известно, что архивы хранят обширную информацию по истории социал-демократического движения. Власть предержащие догадывались, что эта информация взрывоопасна, она может подорвать репутацию большевистского режима и даже его стабильность. При Сталине все архивы перевели в ведение Главного архивного управления, которое являлось подразделением Министерства внутренних дел. В период между 1932 и 1962 г. архивы находились под строгим контролем органов. Собрания исторически и политически важных документов были полностью засекречены или переданы органам безопасности. Чем ближе ко времени Советов была эпоха, которой занимался ученый, тем меньше у него было шансов получить доступ к первоисточникам. А допуск к собраниям, открытым для изучения, был весьма ограничен.