Ну как же не быть антисемитизму, когда антисемит говорит: «еврей не такой, как я, он сделан из другой материи, поэтому у нас нет и не может быть с ними ничего общего». Демократ ему возражает: «Нет, что ты, евреи – такие же люби, как и мы, и вообще все люди братья». Но тут появляется еврей-расист и говорит: «Нет, господин демократ, евреи – это особый вид человека, поэтому у нас не будет ничего общего ни с тобой, ни с антисемитом».
Итак, кто же такой еврей? Я думаю, еще не родился такой человек, который мог бы дать полный ответ на этот вопрос. Александр Бураковский в своей статье «Антисемитизм, асемитизм и евреи» насчитывает пять формулировок определения еврейства, и потом дает еще шестую, правда, несколько идеалистическую и оторванную от реальности: «…Талмуд считает милосердие, стыдливость и взаимопомощь отличительными признаками евреев, и тот, кто лишен этих признаков, не может называться евреем. Вот и шестое определение еврейства». Я же могу дать седьмое определение, и оно, пожалуй, единственное, которое имеет значение в контексте еврейского вопроса: «Еврей есть тот, кто называет себя евреем и для кого вопрос «Кто есть еврей?» имеет жизненно важное значение».
Расцвет национальной идеи (народничество, славянофильство, европейский романтизм) приходится примерно на конец XIX-го века. Это было своего рода реакция на крушение идеалов Просвещения и последовавших за ним революционных процессов. В противовес трезвому реализму, дискредитированному антигуманной сущностью капиталистических и бюрократических отношений, стали создаваться мифы о народной душе, якобы чистой и бескорыстной, о древних корнях национальной культуры, якобы имевшей когда-то свой «золотой век», о якобы не знавших современных пороков патриархальных устоях и их полной гармонии с природой. Однако если мы объективно посмотрим на историю, обратимся к подлинным документам тех золотых национальных веков, мы нигде не найдем ни одного подтверждения об этих будто бы существовавших идиллиях. Наоборот, мы услышим вопль от беззаконий, алчности и жестокости власть предержащих, погрязших в разврате и пошлости, их постоянных междоусобных войн, плач избиваемых младенцев и стариков, вой звериного варварства так называемого «простого народа». Где мы видим в Библии хоть одно свидетельство о культуре? Там даже и слова такого нет. Впрочем, пардон, один раз оно все-таки там употребляется. В книге Бемидбар (Числа 32:14), на иврите написано «…тарбут анашим хатаим» – переводится как «отродье грешников, восставших вместо отцов своих». В современном иврите «тарбут» означает культура, и где-то в высшем смысле Библия права, настоящая культура – это и есть не что иное, как бунт, и уж никак не совокупность красивых манер «правильного» поведения, как думает современный обыватель.
Короче говоря, тогда у народа «болела голова» о чем угодно, только не о культуре и не о самобытности своей национальной идеи. Особенно денационализированы были евреи. Их диаспора полностью устранила необходимость не только своих этнических особенностей, но даже и языка. Это воистину был народ-класс, чьи многочисленные общины сплачивал классовый интерес – обогащаться за счет других. Даже их религия (Талмуд) стала служить классовым целям и трактовалась по-ленински: «Галаха не догма, а руководство к действию». В конце концов, все заповеди свелись к одной – беспрекословному подчинению лидерам общин. Только под влиянием народнических утопий XIX-го века, наиболее просвещенные из евреев впервые стали задумываться о своей национальной культуре.
Как только евреи стали входить в культурную жизнь стран их проживания, еврейский вопрос приобрел еще большую остроту, усугубившись конфликтом культурным. Теодор Герцль писал по этому поводу: «Наш теперешний антисемитизм ни в коем случае не должно смешивать с ненавистью и враждой к еврейской религии, наблюдавшимися в прежние времена. <…> он (антисемитизм) является следствием эмансипации евреев <…> Не будучи по закону эмансипированы в тех странах, где мы жили, мы в наших «гетто» превратились странным образом в какой-то средний класс, явившись вместе с тем для всех остальных сильными конкурентами, внушающими ужас» [2].
Короче говоря, наши «культурные» демагоги, заговорив о «культурной самобытности» подлили только масло в огонь вражды между народами. Конечно, борьба за власть, за место под солнцем, за хлеб насущный никуда с исторической арены не исчезла, но приобрела еще фон некоей фобии, будто цель всех преследований – навязать другому свою «культуру», будто народы спать не будут с сознанием, если по соседству с ними живет кто-нибудь некультурный! Но поговори на улице с кем-нибудь о культуре, тебе могут и врача вызвать. Народ и культура? Разве эти понятия совместимы?