ЕВРЕЙСКИЙ ВОПРОС – ВЗГЛЯД ОЧЕВИДЦА ИЗНУТРИ (СИ)

Более того, по нашему мнению, следы «Протоколов» ведут не во Францию, как полагают некоторые исследователи, и ни в какую-либо иную европейскую страну, а прямым путем в Россию. Так, например, в третьем протоколе говорится, что народ, по провокационному внушению евреев, питает «вражду ко всем сословиям, которые он считает выше себя, ибо не понимает значения каждого сословия». Спор о значении сословий был актуален в то время только для России, ибо после Французской революции, формально сословная проблема в Европе уже не стояла на повестке дня. Далее, о российском авторстве свидетельствуют и частые выпады против науки и ученых: «…обратите внимание на подстроенные нами успехи дарвинизма, марксизма, ницшетизма. Растлевающее значение для гоевских умов этих направлений нам-то, по крайней мере, должно быть очевидно». Всем известно, что европейская наука начиная от Аристотеля, вплоть до новейшего времени развивалась без какого-либо участия евреев, хотя попы испокон веков ненавидели ученых, но из второго протокола оказывается, что всю науку европейцам внушили евреи для их морального разложения. Однако европейцы после ряда конфузов с Коперником и Джорджано Бруно давно уже оставили ученых в покое и теории Дарвина, Ницше и Маркса принимали относительно спокойно. Так же и ученая интеллигенция в плане общественного порядка на Западе была достаточно консервативна (особенно Ницше). Другое дело в России, теории Ницше рождали Раскольниковых, все студенчество было сплошь радикально и атеистично. Не создав ни одной теории в науке, они повторяли как попугаи непонятные им идеи, принесенные с Запада. Эта чисто российская проблема и нашла свое отражение в «Протоколах»: «Интеллигенты гоев будут кичиться знаниями и, без логической их проверки, приведут в действие все почерпнутые из науки сведения, скомбинированные нашими агентами с целью воспитания умов в нужном для нас направлении». Если бы «Протоколы» писал какой-нибудь реакционер на Западе, его бы «мудрецы» внедряли бы «ядовитые идеи» несколько иного плана. Это была бы, вероятно, восточная философия, индийская, персидская, китайская мистика, прельстившая такие умы, как Ницше и Шопенгауэр, а также русские мессианские идеи: идеализм Толстого и Достоевского, подрывавшие трезвый материалистический взгляд на мир буржуазного общества. Встречаем мы в «Протоколах» и типичную для России проблему отцов и детей: «…молодежь их одурела от классицизма и раннего разврата, на который ее подбивала наша агентура – гувернеры, лакеи, гувернантки – в богатых домах, приказчики и проч.». О специфичности этой проблемы для России писал в «Вехах» А. С. Изгоев в статье «Об интеллигентной молодежи»: «Огромное большинство наших детей вступает в университет уже растленными. Кто из нас не знает, что в старших классах гимназий уже редко найдешь мальчика, не познакомившегося либо с публичным домом, либо с горничной. Мы так привыкли к этому факту, что перестаем даже сознавать весь ужас такого положения, при котором дети не знают детства и не только истощают свои силы, но и губят в ранней молодости свою душу, отравляют воображение, искажают разум. Не говорю об Англии и Германии, где, по общим признаниям, половая жизнь детей культурных классов течет нормально и где развращение прислугой детей представляет не обычное, как у нас, но исключительное явление. Даже во Франции, с именем которой у нас соединилось представление о всяких половых излишествах, даже там, в этой стране южного солнца и фривольной литературы, в культурных семьях нет такого огромного количества половых скороспелок, как в северной, холодной России...».

Совершенно очевидна негативная позиция сочинителя к протестантизму, как к наиболее прогрессивному виду христианства, и наоборот, просматривается симпатия ко всему реакционному, фундаменталистскому, в особенности к русскому православию. Так, в 15-м протоколе, протестантизм однозначно определяется как изобретение «сионских мудрецов»: «В гоевских обществах, в которых мы посеяли такие глубокие корни разлада и протестантизма…, и далее: «Главное дело для незыблемости правления укрепление ореола могущества, а ореол этот достигается только величественной непоколебимостью власти, которая носила бы на себе признаки неприкосновенности от мистических причин - от Божьего избрания. Таково было до последнего времени русское Самодержавие – единственный в мире серьезный враг наш, если не считать Папства». Можно также исключить всякое предположение, чтобы католик был таким приверженцем русского самодержавия.