Еврейский взгляд на русский вопрос

Дорогой Карл XII, сражение под Полтавой,
слава Богу, проиграно. Как говорил картавый,
«время покажет Кузькину мать», руины,
кости посмертной радости с привкусом
                                                     Украины.
То не зелено-квитный, траченный
                                                 изотопом, —
жовто-блакытный реет над Конотопом,
скроенный из холста, знать, припасла Канада.
Даром что без креста, но хохлам не надо.
Гой ты, рушник, карбованец, семечки
                                            в полной жмене!
Не нам, кацапам, их обвинять в измене.
Сами под образами семьдесят лет в Рязани
с залитыми глазами жили, как при Тарзане.
Скажем им, звонкой матерью паузы
                                                медля строго:
скатертью вам, хохлы, и рушником дорога!
Ступайте от нас в жупане, не говоря —
                                                     в мундире,
по адресу на три буквы, на все четыре
стороны. Пусть теперь в мазанке хором гансы
с ляхами ставят вас на четыре кости, поганцы.
Как в петлю лезть – так сообща,
                                     путь выбирая в чаще,
а курицу из борща грызть в одиночку слаще.
Прощевайте, хохлы, пожили вместе – хватит!
Плюнуть, что ли, в Днипро, может,
                                          он вспять покатит,
брезгуя гордо нами, как скорый,
                                              битком набитый
кожаными углами и вековой обидой.
Не поминайте лихом. Вашего хлеба, неба,
нам, подавись мы жмыхом и колобом,
                                                     не треба.
Нечего портить кровь, рвать на груди одежду.
Кончилась, знать, любовь, коль и была
                                                     промежду.
Что ковыряться зря в рваных корнях
                                                      глаголом?
Вас родила земля, грунт, чернозем с подзолом.
Полно качать права, шить нам одно, другое.
Это земля не дает вам, кавунам, покоя.
Ой да Левада-степь, краля, баштан, вареник!
Больше, поди, теряли – больше людей,
                                                      чем денег.
Как-нибудь перебьемся. А что до слезы
                                                     из глаза —
нет на нее указа, ждать до другого раза.
С Богом, орлы, казаки, гетманы, вертухаи!
Только когда придет и вам помирать, бугаи,
будете вы хрипеть, царапая край матраса,
строчки из Александра, а не брехню Тараса.

Нет, не прошли мимо пытливого и чуткого взора Солженицына лучшие строфы поэзии Бродского. Местами он пытается перебороть физиологическую неприязнь к Бродскому, руководствуясь своим кредо «жить не по лжи», но затем снова плывет по течению своих недобрых чувствий. Не нравится ему Бродский. Как Василий Шульгин в его труде «Что нам в них не нравится», Солженицын не столько разбирает творчество поэта, сколько объясняет читателю, что ему в Бродском не нравится.

Эта линия берет верх и находит свой апогей в мощном ударе кастетом прямо в челюсть: «Но выше этого частного нежелания возвращаться в Россию облаком нависала, вероятно, сущностная отчуждённость Бродского от русской литературной традиции, исключая расхожие отголоски, оттуда выхваченные; чужесть мировоззренческой, духовной, интеллектуальной сути её – как в линии Толстого, так и в линии Достоевского – да и Ахматовой же, несмотря на столькое личное общение с ней. И ещё отдалённей и чужее казался ему внутренний дух русской истории».