Еврейское остроумие

Едва Леви за дверь, звонят с биржи: акции "Шкоды" поднялись до четырехсот десяти пунктов. Шлезингер начинает нервничать.

Проходит еще четверть часа: акции "Шкоды" достигли четырехсот тридцати пунктов. Шлезингер едва держит себя в руках.

После третьего звонка — акции "Шкоды" стоят четыреста пятьдесят — Шлезингер мчится в синагогу, сообщить Леви новость.

Леви, сердито:

— Вы допустили три серьезных ошибки, Шлезингер. Во-первых, потревожили меня во время молитвы. Во-вторых, потревожили во время молитвы моих собратьев по вере. В-третьих, здесьакции "Шкоды" котируются уже по четыреста восемьдесят пять.

Многие берлинские евреи посещали синагогу только по самым большим праздникам. Конечно, в такие дни места были в большом дефиците, и еврейским общинам по таким редким случаям приходилось снимать дополнительные помещения.

Однажды служба состоялась в ресторане, который в другое время служил берлинскому полусвету местом для танцевальных вечеринок. Раввин, который об этом понятия не имел, убежденно наставлял слушателей:

— Того, что вы пришли сюда сегодня, недостаточно. Надо, чтобы вы приходили сюда в течение всего года!

Раввин Гирш Левин называл Берлин городом "моле йира" (полным благочестия):"Ибо каждый, кто приезжает туда благочестивым, уезжает еретиком. Значит, его благочестие остается там".

По одному старинному обычаю, только бен-Тора ( знаток Торы)должен, читая молитву, накидывать на голову талес (молитвенное покрывало).Необразованный человек, ам аарец, не имеет на это права.

Когда в синагоге, во время молитвы, ам аарец накрыл голову талесом, один из молящихся подошел к нему и сказал почтительно:

— Вы, значит, бен-Тора. Почему же тогда вы не знаете, что ам аарец не имеет права это делать?

Представители похоронной фирмы обратились к состоятельному еврею с просьбой о денежном пожертвовании: они хотели отремонтировать обвалившуюся ограду кладбища. Богач ответил:

— На такое дело мне и пфеннига жалко. Зачем на кладбище ограда? Мертвые оттуда выйти не могут, а живые туда войти не хотят.

Богатый горожанин пожертвовал раввину на нужды общины сто рублей.

Уже на следующий день к раввину является делегация похоронной фирмы и просит сто рублей на ремонт кладбищенской ограды: она кое-где разрушилась, и на кладбище забредают собаки и свиньи.

— Хорошо, — говорит раввин. — Одного лишь не понимаю: как это собаки и свиньи так быстро узнали про сто рублей?

У простых евреев есть обычай, хороня единоверца, класть в могилу поручения с просьбами, которые он на том свете должен будет передать по назначению.

Во время большой засухи умирает шамес. В могилу ему кладут молитву о дожде.

Тут подходит городской сумасшедший и принимается читать собственную молитву:

— Всевышний, поторопись выполнить просьбу, которую передаст Тебе шамес, а то без всякой жалости пошлем на Твою голову всех предстоятелей нашей общины!

Вариант.

Плачущие еврейки кладут свои поручения в могилу умершему ребенку; какой-то энергичный еврей укоризненно говорит им:

— Как вы можете полагаться на такого малыша? Важные поручения лучше выполнять самим!

В некоторых местностях Восточной Европы простые евреи для прощания с покойником приглашали платных плакальщиц, совсем как в античные времена.

У мер отец Абрамовича, и тот посылает служанку к самой лучшей плакальщице местечка. Служанка возвращается с ответом:

— Она говорит, что сегодня плакать не сможет: этой ночью умер ее собственный муж.

В некоторых местностях покойника нельзя было погребать, пока кто-нибудь не скажет о нем что-то хорошее.

В одном таком местечке умер доносчик, очень скверный человек. Никто не может сказать о нем ничего хорошего, и труп уже третий день лежит в ожидании погребения. Тут одному еврею приходит в голову мысль:

— Я знаю о нем хорошее: он оставил после себя сыновей — так по сравнению с ними он чистое золото!

Варианты.

1

Еврей подходит к гробу и, глядя на покойника, произносит растроганно:

— Он так любил лапшу с маком!

2

Умерший ни разу в жизни не зашел в синагогу. Один горожанин, к счастью, вспомнил сейчас об этом — и так похвалил покойника:

— Кое-что хорошее я таки могу о нем сказать. Покойник сроду не был в синагоге и ни одной службы не испортил пустой болтовней!

3

Некий еврей, закоренелый преступник, был приговорен к смертной казни через повешение. Никто не может вспомнить о мертвеце ничего хорошего. Тут к виселице осторожно подходят два еврея, и один говорит другому:

— Ой, как красиво висит!