Еврейское остроумие

На зерновом рынке в Бердичеве стоят открытые мешки с зерном. Подходит к мешку с пшеницей еврей, берет пригоршню зерна и начинает его пересыпать из одной ладони в другую. Продавец молча смотрит на него и спрашивает:

— Ну что, будете покупать?

— Нет, покупать я не собираюсь, — отвечает еврей.

— Чего же тогда вы тут стоите, пересыпаете пшеницу из руки в руку?

— Я вам объясню. Я — маклер. Может быть, ко мне однажды кто-нибудь подойдет и спросит, разбираюсь ли я в пшенице. И тогда я смогу ответить: хотел бы я прожить столько лет, сколько пшеницы прошло через мои руки!

Сапожник Хаим часто говорит: "Моя мама хотела, чтобы я стал портным, но папа отдал меня в ученики к сапожнику. И это была такая удача! За тридцать лет у меня никто не заказал ни одного пиджака. Будь я портным, я бы давно умер с голоду!

Жена сапожника:

— Как ты мог отдать клиенту ботинки за один только задаток? Теперь ты больше его не увидишь!

— Еще как увижу! Я ему упаковал два левых ботинка.

В маленьком местечке коммивояжер приходит к клиенту. В лавке его встречает одетая в траур жена клиента и говорит:

— Сегодня, к сожалению, вы свой заказ не получите: мой муж, не про нас будь сказано, умер.

— О, это сущие пустяки! — отвечает коммивояжер. — Я приму заказ и от вас.

Хаим Каплан целый день торчит в своей лавчонке; покупателей все нет и нет. В восемь вечера он, удрученный, собирается закрывать лавку, и тут вбегает некто: ему нужен почтовый конверт. Каплан просит два пфеннига. Покупатель бросает на прилавок десять пфеннигов и, не дожидаясь сдачи, убегает…

Дома жена спрашивает:

— Как сегодня торговля, Хаим?

— Оборот, — отвечает муж, — не ахти какой. Зато прибыль — оглушительная!

Умирает старик Зауертейг, уважаемый виноторговец. Вокруг с почтительными лицами стоят сыновья. С трудом шевеля языком, умирающий делится с ними профессиональными секретами. Под конец, уже совсем без сил, он шепчет:

— Кстати, вот что хочу вам сказать: вино можно делать еще из винограда.

Лилиенталь встречает на улице Розенблата, который должен ему двести марок. Он хочет ненавязчиво напомнить ему о себе и, подойдя, хлопает его по плечу и говорит приветливо:

— Как я рад вас видеть! Что поделывает ваша жена? Как детишки?

Розенблат, кисло:

— Да, вам,герр Лилиенталь, хорошо спрашивать. А мне,думаете, кто-нибудь платит?

Старый еврей, владелец скромного магазинчика, лежит при смерти. Семья почтительно толпится вокруг. Собрав последние силы, он разжимает губы и говорит:

— Ривке, жена моя, ты здесь?

— Здесь.

— Яков, сын мой, ты здесь?

— Да, отец.

— Леа, дочь моя, ты здесь?

— Да, отец.

— Рахиль, дочь моя, ты тоже здесь?

— Да, отец.

— А кто же остался в лавке?

Копштейн втянут в запутанный судебный процесс. Когда ему приходится на какое-то время уехать, он просит адвоката держать его в курсе дел и телеграфировать, если что. Адвокат присылает радостную весть: "Победило правое дело!" Копштейн в испуге шлет телеграмму: "Сейчас же обжаловать!"

Банкир:

— Я никому не позволю меня игнорировать! Разве что налоговой инспекции…

Банкир — это человек, который в хорошую погоду отдает свой зонтик напрокат, а в дождь требует его обратно.

Хозяин дает инструкции новому коммивояжеру:

— Вы сядете в утренний поезд, приедете в Нейтомышль, в гостинице немного приведете себя в порядок, закажете чашку горячего бульона, потом пойдете к старику Ауэрбаху, спросите его, доволен ли он последней партией шелковых чулок, предложите ему посмотреть наши образцы, обратите его внимание, что у нас появились совершенно новые расцветки, но цены при этом умеренные, примете у него заказ и после обеда телеграфируете мне об успешной сделке.

Молодой человек уезжает, но после обеда никакой телеграммы нет. Приходит вечер, наступает ночь… Хозяин вне себя. Наконец приходит телеграмма: "Во всем Нейтомышле не нашел горячего бульона. Что делать?"

Разговаривают в поезде два еврея.

— У меня дела идут — хуже некуда. Я торгую вразнос, бьюсь как рыба об лед, а семья моя все-таки голодает. Мой пример буквально подтверждает слова, что хлеб свой насущный человек добывает в поте лица своего.

— А я вот живу как раз за счет чужого пота.

— Вы — капиталист, вы — кровопийца!

Второй еврей, весьма удивленный:

— Какой капиталист? Я банщик.

Маленький бродячий цирк приехал в городок в Галиции. Бедный еврей наблюдает, как ставят шатер.

— Хочешь немного заработать? — спрашивает его директор цирка. — Тут у меня лев сдох. Ты мог бы надеть его шкуру и изобразить перед публикой пару номеров.

Еврей с радостью соглашается.

Вечером он, обряженный львом, гордо выходит на арену. И вдруг видит: навстречу ему движется огромный медведь. Еврей в ужасе вскрикивает:

— Шма Исроэл! (" Слушай, Израиль!", начальные слова молитвы, которые евреи произносят в минуту опасности.)

Медведь вполголоса отвечает:

— Адонай Элохейну, Адонай эход! ( Продолжение той же молитвы: "Господь Бог наш, Господь един".)