Еврейское счастье военлета Фрейдсона

— Да как тут не отвлекаться, если Ананидзе заставил ее показания дать письменные, что она заменила труп Фрейдсона на немецкого шпиона.

Комиссар на это только витиевато грязно выматерился. Виртуоз! Посмотрел на часы и спросил.

— Как, товарищи, ужинать здесь будем или с народом?

— Давайте здесь, бумажек много предстоит, так что зря время терять на переходы по длинным коридорам, — ответит Коган.

— На, проштудируй пока допрос Фрейдсона, — передал ему комиссар бумажку из планшетки Ананидзе. — А я пока распоряжусь насчет ужина, — и взялся за телефон.

Вернулся я в палату поздно — сводка с фронтов уже прошла.

Первым делом выложил ''на общак'' две пачки ''пушек'' и угостил всех ''Явой'' из твердой черной коробки с золотом. Все же меня почти неделю ребята держали на табачном довольствии без ограничений.

— Голландский колониальный табак — это вещь, — прокомментировал Данилкин, выпустив струйкой первую затяжку. — Довоенное качество.

— Кстати как особист? Сильно приставал? — вклинился в разговор Раков.

Я улыбнулся.

— Вызывают утром меня в особотдел. Почему ты, сука, в танке не сгорел? Я им отвечаю, честно говорю: в следующей атаке обязательно сгорю.

Данилкин захохотал, а Раков набычился.

— Совсем не смешно. Наоборот — жизненно.

— Да вот… — перешел я на примирительный тон. — Отдал он мое тряхомудие. Только часы не ходят.

Одновременно я разобрал зажигалку и заправил ее пятью каплями бензина из пузырька. Зажигалка горела.

— Наши часы? — проявил интерес кавалерист.

— Швейцарские, — отвечаю честно. — Лётные.

— Знаю хорошего мастера в Москве, — продолжил капитан, — в ГУМе сидит напротив Кремля. Очень хорошо часы от грязи чистит. Про ремонт даже не говорю — на высшем уровне. И любые запчасти достать может к иностранным моделям. Правда, берет дорого. Частник, его мать. Я тебе завтра нарисую, как его найти там, на третьей линии. Кстати, Коган сегодня ночевать придет?

— Боюсь, что нет, — отозвался я, имея в виду их с комиссаром подготовку к заговору против Особого отдела. О чем они с меня, кстати, они взяли страшную партийную клятву — молчать.

— Ну да. Он и одной рукой может жарко обнимать оголодавших баб, — с завистью протянул танкист. — А мне только задницу мнут, до яиц не дотрагиваясь…

— Завидовать нехорошо, — наставительно сказал я. — Надо просто надеяться на лучшее. Тогда и на нашей улице перевернется грузовик с пряниками.

— Кишка слипнется, — ответствовал танкист. Он все еще сердился на меня за частушку.

— Так… — раздался от двери недовольный голос дежурной медсестры. — Накурили как крокодилы. Никакой совести у вас нет. А еще командиры. Сейчас я свет выключу. А вы сами светомаскировку поднимете и проветрите палату форточкой. Я от доктора нагоняй за вас получать не намерена.

5.

Проснулся от хохота. Здорового такого ржача людей, долго томящихся на больничной койке и не знающих уже, куда девать накопленную энергию.

— А вот еще история… Дали в Ереване пенсионеру новую комнату. Получше, чем была: метраж больше, да и самих комнат в квартире меньше и район приятней. Казалось бы, живи и радуйся, но через неделю жалуется он в Горсовет, что жить в такой комнате невозможно. Окна напротив женской бани и в них все видно.

Прислали к нему домой комиссию. Смотрят в окно всем составом на баню.

— Ничего не видно, — заявляет председатель комиссии. — Зря вы нас гоняли, гражданин.

— А вы на шкаф залезьте, — возмущается пенсионер.

Носатый мордатый армянин средних лет — новенький в нашей палате — байки травит.

Увидел, что я проснулся. Потянул руку, представляясь.

— Анастас Арапетян, майор корпусной артиллерии. Командир полка ''карельских скульпторов''[25]. Про себя не ничего говори — мне уже все доложили. Горжусь, что лежу на соседней койке рядом с Героем Советского Союза.

— А к нам, сюда, каким боком?.. — пожимаю его волосатую руку. Почти как мою, только волос у него черный.

— Проклятый ''лаптежник'', проклятый осколок. На марше при перемещении на новую позицию попали под налет. Рыбкой нырнул в канаву, а ноги остались торчать наружу. Вот по ним и прилетело. Ступню насквозь. Осколком. Через сапог. Через подметку. Плюсны поломало. Четвертый госпиталь, три операции и все никак не проходит. Кости уже срослись, а не зарастает отверстие и все тут. Хоть плачь, хоть ругайся. Вот, к Богоразу сюда направили… Сказали, последний шанс. Иначе — отрежут. А куда мне без ноги?

Моментально с гражданских армянских баек майор столь же эмоционально переключился на свою ступню, про которую он, наверное, мог говорить сутками. Тут все про свои ноги могут говорить сутками. И этот вопрос — ''куда мне без ноги?'' — самый актуальный. Видно, что майор настроился разглагольствовать долго, но его обломал лейтенант-танкист, который совсем без ног.

— Тоже мне ''без ноги''… одна ступня всего. Я был бы счастлив на твоем месте, — завистливо вставил свою реплику Раков. — И ваще… — раздул он мехи гармоники и озорно запел, — Хорошо тому живется у кого одна нога. О штанину хер не трется и не надо сапога. — И резко захлопнув баян, сказал жалостливо. — Не то, что мне…