Европа-45. Европа-Запад

Он развел руками. Петаччи оглянулся на женщин, взглянул на партизан, схватился за карман, где у него был пистолет, но не решился вытащить оружие. Он слез с сиденья, незаметно отошел на два шага и вдруг прыгнул в темноту. Аль драко, к черту все на свете! И сестру, и любовницу, и бронированный «мерседес», и даже паспорт испанского консула, что так и остался в руках у капитана партизан. Аль драко!

Но Марчелло недалеко убежал. Крепкая рука Пиппо Бенедетти схватила его сзади за полу смокинга, другая рука того же Пиппо заехала «консулу» в ухо, а потом спокойно забралась в карман узеньких «дипломатических» брючек и выволокла оттуда пистолет.

— Этого туда же, к министрам,— махнул рукой капитан.— Женщин повезем отдельно.

Арестованных фашистов вывели из колонны, посадили на грузовики и отвезли в магистрат городка Донго. Пока Муссолини и его свита располагались в четырехэтажном доме магистрата, на шоссе кипела работа: обезоруженные эсэсовцы сами расчищали завал, чтобы ехать дальше, чтоб удрать поскорее из страны, где они натворили столько зла.

У партизан не было времени возиться с ними: они охраняли Муссолини.

Капитан Билл связался по радио со штабом пятьдесят второй партизанской бригады имени Гарибальди.

Партизан бросили на охрану шоссе и магистрали. К вечеру двадцать седьмого апреля капитану доложили, что у городка Комо появились первые американские «джипы». Американцы кого-то искали. Кого именно, капитан Билл теперь знал наверняка: они хотели спасти Муссолини от народного суда.

Капитан взял Пиппо Бенедетти и еще двоих партизан и распорядился перевезти дуче в казармы карабинеров в соседнем с Донго селе Гермасино. В казармах уже сидел арестованный перед этим федеральный фашистский секретарь из Комо Порта. Партизаны расположились в одной комнате с Муссолини и Порта. Капитан Билл приказал принести туда ужин.

Дуче был хмурый, молчаливый, хотя в его мутных глазах все еще вспыхивала последняя свечка надежды.

Когда партизаны предложили ему вместе поужинать, дуче оживился. Он сам завел разговор о войне, о стратегии, стал приставать к капитану Биллу, чтобы тот согласился с ним,— ведь действительно итальянцы нерешительно вели эту войну и потому не выиграли ее.

— Итальянцы — люди порядочные,— ответил капитан.— Они не хотят ничьей смерти. Зачем им война?

— Вы сказали: ничьей смерти? — переспросил Муссолини.

— Кроме преступников. В особенности военных преступников.

— Кого вы называете военными преступниками?

— Вас в первую очередь.

— Я вел итальянский народ к победам. Святой Доминик, мне пришлось дожить до таких дней!.. Мне холодно. Прикажите принести коньяку.

В четырнадцать часов десять минут двадцать восьмого апреля в городок Донго прибыл из Милана начальник штаба пятьдесят второй партизанской бригады имени Гарибальди полковник Валерио, бывший миланский бухгалтер Вальтер Аудизио.

В одной из комнат магистратуры собрался партизанский суд: полковник Валерио, капитан Билл и Пиппо Бенедетти. Михаил Скиба от участия в заседании партизанского трибунала отказался.

— Это дело итальянцев,— сказал он,— и никто не имеет права вмешиваться, кроме самих итальянцев.

Сорок минут спустя по улицам деревни Гермасино маршировала небольшая группа людей. Впереди шел вооруженный ручным пулеметом Пиппо Бенедетти, за ним — Муссолини. Потом капитан Билл и Кларетта Петаччи. Полковник Валерио с пистолетом в руке замыкал группу. На мосту в конце улицы стоял автомобиль. Дуче и Кларетту посадили в машину и повезли на север, в направлении Донго. Дуче сидел молча. Кларетта в отчаянии хватала его за руки, падала ему на грудь.

У полуострова Тремеццо, покрытого буйной весенней растительностью, машина остановилась. Полковник Валерио приказал арестованным выходить. Их подвели к ограде парка. Кларетта сказала дуче:

— Доволен ты, что я с тобой до конца?

Муссолини молчал. Он сумасшедшими глазами смотрел на полковника Валерио. А тот достал из кармана — не оружие, нет! — белый лист, на котором именем итальянского народа, именем справедливости, именем истории было написано — дуче знал это слово — смерть!

Слова приговора падали — тяжелые и звонкие, словно выкованные из стали:

— «За муки Италии, за позор Италии, за убийство итальянских юношей, за насилия над народом, за то, что продал родину, за то, что бросил ее в войну, за преступления перед своим народом, перед человечеством, перед всем миром — смерть! »

Пулемет Пиппо Бенедетти дал очередь. Прозвучали два выстрела из пистолета капитана Билла — последние выстре-лы, которыми народ Италии расправлялся с войной.

Потом пришла грузовая машина, трупы положили в кузов и отвезли в Милан. В тот самый Милан, где зарождались четверть века тому назад фашистские отряды и откуда Муссолини отправился в свой «поход на Рим». Там, на площади Лорето, палача итальянского народа и его любовницу повесили за ноги, и люди приходили на площадь, приезжали туда со всей Италии, чтобы посмотреть на дуче в последний раз — посмотреть и плюнуть.

ПЕСНЯ

— Стой! Кто идет?

— Европа, 45. Подходили, садились.

— Стой! Кто идет?

— Европа, 45.