Европа. Борьба за господство

Тем временем в самом сердце Европы назревал радикальный вызов сложившейся государственной системе. Международное товарищество рабочих в период объединения Германии наращивало свою численность экспоненциально и сумело заручиться сочувствием и поддержкой около 100 000 североамериканских пролетариев; в этом и в других отношениях Соединенные Штаты оставались элементом европейской системы. Как давал понять «Интернационал», неистовый гимн, сложенный Эженом Потье в 1871 году, классовая солидарность поверх государственных границ виделась ключом к победе. Строка «Война тиранам, мир народам!» вселяла ужас в души не только «эксплуататоров», но и европейских стратегов, которые зависели от готовности рекрутов-пролетариев встать на защиту национального суверенитета. Пусть он начинался как «вольный кружок» последователей Маркса, Прудона, Мадзини и Огюста Бланки, Первый интернационал мало-помалу поддавался влиянию марксистов. На съезде в Гааге в 1872 году из рядов изгнали Бакунина. Это не было проявлением личной неприязни или сектантства. Поражение Коммуны послужило предупреждением: одного голого энтузиазма отныне недостаточно. Силы революционного социализма должны объединиться и централизоваться, если хотят одолеть силы капитализма и реакции. «Только когда силы трудящихся масс будут надлежащим образом централизованы, в национальном и в мировом масштабе, – утверждала газета «Социал-демократ», рупор немецких марксистов, – только тогда рабочий класс… высвободит всю свою кипучую энергию. Демократический централизм – вот ключ к победе рабочего класса». Время покажет, что это видение имело крайне мало общего с демократией, зато очень много – с централизмом.[727]

Бисмарк объявил, что новая Германия «сыта» властью и не лелеет каких-либо территориальных амбиций. Рейху по-прежнему угрожали с двух флангов: с востока Россия, которая снова заявила о себе после длительного периода пассивности, а с запада Франция, никак не желавшая смириться с поражениями 1870–1871 годов. Следующие два десятилетия Бисмарк часто упоминал о «caushemar des coalitions[728]», подразумевая возрождение «Кауницевской коалиции» Австрии, России и Франции. Хуже того, это потенциальное дипломатическое окружение усугублялось ощущением идеологического «обертывания». Будучи убежденным протестантом-консерватором, Бисмарк видел врагов повсюду – в либерализме Гладстона в Великобритании, в роялизме и католическом реваншизме Франции, в революционном панславизме, не говоря уже о социалистах, анархистах и прочих радикалах, объединившихся в Первый Интернационал. Поскольку французский реваншизм 1870-х годов носил выраженный католический и роялистский характер, канцлер с подозрением относился к миллионам немецких католиков, многие из которых испытывали двойственные чувства к Пруссии и объединению страны в целом. Также канцлер сторонился папы римского, только что заявившего о своей непогрешимости в богословских вопросах, и считал папство в лучшем случае альтернативным центром лояльности, а в худшем – опорой иезуитского заговора, направленного на возрождение французской империи и уничтожение протестантского рейха. Заодно с социал-демократами, ганноверскими монархистами и поляками Бисмарк причислял иезуитов к Reichsfeinde – «врагам рейха», угрожающим безопасности страны.