Европа. Борьба за господство

Самонадеянность Франции и насаждение ею своей власти с неизбежностью породили соответствующую реакцию в Европе. В странах, напрямую оккупированных Наполеоном либо находившихся под его контролем, зародилось народное сопротивление. Уже в конце 1790-х годов французская революционная армия спровоцировала крестьян Южной Италии на восстание; в первом десятилетии девятнадцатого века взбунтовались тирольцы и испанцы. Поводов к восстаниям было не меньше, чем самих восставших. В Неаполе, Испании и Тироле оппозиция выросла преимущественно из местных обстоятельств, недовольства французским антиклерикализмом, деспотическим налогообложением и рекрутским набором, на которые опиралась наполеоновская военная машина. В некоторых бунтах, например, в случае немецкого бандита Шиндерханнеса, разделительная линия между патриотизмом и преступностью была почти неразличима. Так или иначе, предупреждение Робеспьера о том, что Европа не потерпит «вооруженных миссионеров»,[487] оказалось пророческим: «разум», «свобода», «равенство» и «братство», которые несла Франция другим народам, отвергались не только потому, что навязывались извне, но и потому что на практике они оказывались в высшей степени деспотическими. Талейран, министр иностранных дел, предостерегал Наполеона, что «любая система, направленная на предоставление другим народам свободы неприкрытой силой, сделает эту свободу ненавистной и не позволит ей восторжествовать».[488]

В немногочисленных пока еще независимых европейских странах гегемония Наполеона вынудила элиту как следует присмотреться к собственному государственному устройству. В Пруссии привычный военно-аграрный комплекс, столь хорошо послуживший Фридриху Великому, был полностью дискредитирован катастрофами при Ауэрштедте и Йене. Поэтому стараниями баронов Штайна и Гарденберга была инициирована полномасштабная программа реформ. В сентябре 1807 года в Рижском меморандуме Гарденберг утверждал, что «географическое положение» монархии обязывает ее «сосредоточить силы и организовать и систематически координировать все аспекты внутренних дел», иначе велик риск «пасть жертвой своих могущественных соседей.[489] В период с 1807-го по 1813-й год изменился в лучшую сторону порядок принятия решений, византийская система бесчисленных королевских советников уступила место «ответственным» министерствам, выходцам из буржуазии открыли доступ в офицерский корпус на основании признания заслуг, для либерализации экономики отменили систему гильдий, крестьянство освободили для создания земельного рынка, а позднее ликвидировали старую кантональную систему в пользу всеобщей воинской повинности по французскому образцу и отказались от ограничений, прежде наложенных на евреев. Уязвимость Пруссии перед внешней агрессией, которой прежде обосновывали привилегии аристократии и необходимость отделения армии от общества, выдвигалась теперь как довод в пользу «настоящего военного государства», в котором армия и общество образовывали нерушимое единство.[490] Звучали также призывы к расширению политического участия через «национальное представительство» для мобилизации всего населения против Наполеона.[491]

В Британии Наполеоновские войны привели к ожесточенным дискуссиям о насущности внутренних реформ. Когда в 1801 году король отказался поддержать облегчение положения католиков, Питт подал в отставку. Этот вопрос после потрясений 1805–1807 годов вновь оказался на повестке дня. В памфлете 1808 года граф Селкирк писал, что «перемены в окружающих странах велики» и «наши устроения, равно внутренние и внешнеполитические, следует изменить с учетом новых обстоятельств». Потеря европейских союзников означала, что единственный способ, каким нация может надеяться победить в схватке с многократно превосходящей ее численностью населения Францией, состоит в «приложении беспрецедентных усилий для улучшения внутренних ресурсов». Повышение налогов и воинская повинность были только частью ответа; требовалось высвободить «скрытую энергию» британского общества. «Чтобы спасти эту страну от подчинения иноземцам, – утверждал радикальный член партии вигов сэр Фрэнсис Бердетт, – нужно избавиться от домашнего гнета, вооружиться и провести реформы». Перед Британией, как сказал в 1809 году реформатор избирательного права Джон Картрайт, «стоит… такой выбор – либо парламентская реформа при Георге Третьем, либо подчинение страны Наполеону Первому».[492] Пока британское правительство сопротивлялось реформе избирательного права, а облегчение положения католиков, пусть кабинет предпринял новую попытку этого добиться, было заблокировано парламентом в 1807 году.