Европа и душа Востока. Взгляд немца на русскую цивилизацию

Когда человек культуры конца утрачивает Бога, он утрачивает все. Ему тогда уже не дано обустроиться на Земле. У него остается выбор между иерархией и анархией. (Anarquía о Jerarquía[439] – характерное заглавие, которое выбрал Мадарьяга для одной из своих книг об Испании.) Когда центром испанского бытия стала уже не вера, а насилие, власть ради власти, золото, благополучная жизнь, – испанское владычество начало слабеть. Постепенно было утрачено все: Нидерланды, Милан, Неаполь, американские колонии, и наконец партикуляризм перекинулся на сам Иберийский полуостров в виде освободительного движения басков и каталонцев. Этот распад идет рука об руку с секуляризацией. Чем глубже Испания втягивается в прометеевский эон, тем бессильнее она становится, тем болезненнее страдает, тем неприятнее от нее впечатление как от помрачившейся духом нации. Испанская Церковь оказалась столь же мало способна, как и русская, предотвратить такую судьбу своего народа. Наоборот, она дала себя втянуть в сатанизм эпохи. Католицизм и клерикализм так же расходятся, как расходятся в России христианство и православие[440]. Церковь становится элементом подавления, виновницей раздоров, а не гарантом единения. Она вырождается. Не удивительно поэтому, что испанец, даже будучи верующим, начинает ненавидеть ее как рассадник небратского кастового духа и одобряет меры, направленные против нее. Чтобы заставить ее одуматься и заняться самовоспитанием, провидение возложило на нее в конечном счете то же самое бремя мученичества, которое лежит на православии. В обоих случаях это небезосновательно и небессмысленно: необходимо снова закрыть трещину между религией и Церковью – операция, в которой не обойдется без кровопролития. Именно потому, что испанская Церковь, подобно русской, призвана к величайшим задачам, ей приходится закаляться в очистительном огне мученичества, чтобы оказаться достойной своего предназначения в мире.

Испанская национальная идея родственна русской как никакая другая. Смысл ее – в распространении христианства и сбережении единства христианской веры. Как человек вселенского чувства испанец не останавливается перед границами своей страны. Сразу же после того, как полуостров был объединен благодаря слиянию Кастилии и Арагона, Испания устремилась в мир за своими пределами. Испанское понятие общности – это не нация или civitas[441], а Космос, Вселенная – самое широкое понятие, которым способно овладеть человеческое сознание. В своем религиозном идеализме испанец ставит перед собою экуменические цели и ведет мессианскую политику, ощущая себя ратником Божиим, призванным установить на земле мировое братство. Уже объединение Кастилии с Арагоном имело четко выраженную целевую направленность – в царство веры. Карл V[442] чувствовал свое предназначение стать спасителем христианского единства; то был первый великий европеец. Всякий раз, когда сущность христианства в Европе была под угрозой, испанцы поднимались на его защиту: Доминик[443], Игнатий[444], Тереза, Изабелла[445] обязала колонизаторов на вновь открытых землях пропагандировать христианство. Правовой основой колониальных завоеваний была миссия религиозного обращения. Армада своим возникновением тоже обязана религиозному импульсу. Она была оснащена для возвращения Англии в католичество.

Широта испанского духа сделала Испанию первой нацией, добившейся своего единства, и первой, осознавшей мировую политику как идею. В современной Европе первыми начали мыслить в международном масштабе испанцы. Основываясь на теологии, доминиканец Франциско Витория (1480–1546) и иезуит Франциско Суарес (1548–1617) создали науку международного права; они увидели в отдельном народе солидарное звено естественного, всеобъемлющего сообщества людей. Res publica pars totius orbis[446]. Таким образом, orbis как реальность – плод испанской мысли.

Будучи противником нормы, испанец не склонен к централизации. Испанская империя даже в своей громадной протяженности была множеством королевств с регионально определяемыми свободами. Но в вопросах церковного единства – иначе. Тут испанец неумолим. Поскольку тут уже речь идет не просто об организации, а о сохранности в чистоте универсальной Божественной субстанции. Так как Церковь является земною тенью Бога, должна быть только одна Церковь[447]. Образование сект – многобожие. Всякая ересь ставит под сомнение всеединство Бога. Отсюда глубокая ненависть испанцев к еретикам.