Европа и душа Востока. Взгляд немца на русскую цивилизацию

В свой начальный период русская душа, как и европейская в эпоху готики, была настроена гармонично. Гармоничным духом веет от древнейшего русского христианства. Православная Церковь в основе своей терпелива. Она отрицает насильственное распространение своего учения и несвободу совести. Свое поведение она меняет только со времен Петра I, когда, подпав под верховную власть мощного государства, она допустила ущемление им своих благородных принципов. Гармония разлита на лице русского священника. Мягкие черты его, волнистые волосы напоминают древние иконы святых. Какая противоположность западным иезуитским головам с их плоскими, строгими, цезаристскими лицами! «Для русского типа святых в целом характерны спокойствие и умеренность всего духовного склада, просветленность и мягкость, духовная трезвость, далекая от экзальтации и истерии, мужество и кротость одновременно» (Арсеньев[112]). Печать гармонии лежит и на старчестве – этом своеобразном и возвышенном явлении, родившемся на русской земле. Киреевский вообще противопоставляет «деловому, почти театральному поведению европейцев, со свойственной им суетливостью, – смиренность, спокойствие, достоинство и внутреннюю гармонию человека, выросшего в традициях Православия». Это чувствуется во всем, в том числе и в молитве. Русский не выходит из себя от умиления, напротив, особое внимание он обращает на сохранение трезвого рассудка и гармоничного состояния духа. Русский Киреевский (1850) стоит ближе к античному греку, нежели к русским нигилистам последних поколений. Он ближе к грекам, нежели весь европейский классицизм эпохи Просвещения. Грек тоже придерживался правила быть сдержанным даже в молитве. Μέτριον νυν ἔπος εὔχου[113] – слышится в молитве Ахилла, взывающего к богам о защите. – Подтверждением того же чувства гармонии является русская иконопись и древнерусская живопись вообще: совершенная по форме Святая Троица Андрея Рублева (1370–1430), творения мастера Дионисия, древнерусское зодчество с его благородным покоем, как церковь Покрова Богородицы на Нерли под Владимиром (1165) или Дмитровский собор во Владимире (1194). Идеальное чувство формы в этом искусстве сразу бросается в глаза. Последним крупным проявлением этой архитектоники был классицизм эпохи Александра I. В том же ряду можно назвать и гармоничные организационные формы древнерусской жизни – свободолюбивые соборные уложения Церкви вплоть до XVII века, свободный политический строй самостоятельных торговых городов – Пскова (на Чудском озере) и Новгорода (на Ильмень-озере). Новгород, с его вольницей, был около 1400 года средоточием русского искусства и хозяйственной жизни; государство и Церковь служили народу – и это уже в XIII веке. Политическое устройство такого рода можно сравнить с греческим полисом; но оно не выдерживает никакого сравнения с более поздним московским деспотизмом. Киреевский ценил древнюю Киевскую Русь за то, что ее законы образовались органично, исходя из естественных потребностей народной жизни, без принуждения сверху, без кровавой поддержки государства, без противоречий между классами, сословиями и партиями. Там не было «рыцарства», притесняющего крестьян или инородцев, а были «бесчисленные, разбросанные по всей стране общины с определенным правопорядком и со своим вождем, построенные на основе внутренней справедливости, без формализма и деспотизма». И действительно – в то домонгольское время не было царей, но были великие князья, являвшиеся в своей свободной дружине primi inter pares[114]. Одним из первых князей этого государства был Владимир, причисленный Церковью к лику Святых. – Гармонично-греческое в ранней русской душе сказывается и в той тесной связи, которую отцы Восточной Церкви искали с Платоном, в то время как на Западе ориентировались на Аристотеля. Платон даже на более позднюю русскую мысль влиял в такой степени, что один из ведущих философов современности вынужден был признать: «Нам, русским, Платон близок необычайно». Русское чувство гармонии нашло свое наиболее полное выражение в веровании в богочеловечность Христа. Согласно русскому воззрению, это и есть «само сердце христианства» (Булгаков[115]). Прометеевская культура начала с разделения Бога и мира, религии и культуры на два враждующих лагеря. (Лютер: «Князь, конечно, может быть христианином, но он не должен править как христианин. Как личность он, пожалуй, христианин, но должность или княжество к его христианству не имеют никакого отношения»). В противоположность этому богочеловечность Христа является символом самой сокровенной связи между Богом и человеком, между небесным и земным. На Вселенском соборе в Халкидоне (451 г.) был утвержден догмат о Богочеловеке и были отвергнуты учение (Ария) о том, что Христос был просто человеком, и учение (Евтихия) о том, что Он был «только Богом, и ничего в нем не было человеческого». Собор провозгласил: Христос есть одновременно и Бог, и предвечный человек (по прообразу которого был сотворен земной человек, Адам), сын человеческий без греха – понятие, которое сегодняшний европеец уже не может себе представить. Соединенные «две природы в одном и том же Христе, неслиянно, непревращенно, нераздельно, неразлучимо, при этом разница природ не исчезает, а еще более сохраняется особенность каждой природы, и обе сходятся в одно Лицо». Это означает, что вечный Бог и вечный человек (Адам) родственны по сути. Они изначально столь схожи и столь согласованы друг с другом, что смогли срастись во Христе в одно органичное личностное единство. Этой великой идеи твердо придерживалось русское Православие. Она является чистейшим и возвышеннейшим отражением врожденной гармонии в русской душе, глубинным выражением ее вселенского чувства.