Европа нового времени (XVII—ХVIII века)

Политический союз с аристократией являлся давней и прочной традицией португальской монархии. Национальная португальская буржуазия вплоть до XVIII в. была очень слаба, действовала только в локальных масштабах и не могла стать противовесом знати; от ключевых позиций на денежном рынке ее оттесняли еврейские финансисты. Зато корона благодаря португальской колониальной империи и огромному домену обладала такими ресурсами, которые в XVI в. позволяли ей удовлетворять аппетиты аристократии, сохраняя свою самостоятельность.

Однако, когда в 1640 г. восставшая против испанского владычества Португалия вернула себе независимость, положение было совершенно иным. За время унии с Испанией колониальное хозяйство было основательно расшатано, торговля молуккскими пряностями перешла в руки голландцев, они же захватили Бразилию, которую еще надо было отвоевывать. Стране предстояло еще долго отстаивать свою независимость в войне с Испанией, продолжавшейся до 1668 г., и только победа при Вила-Висозе в 1665 г. устранила угрозу нового испанского завоевания.

Наиболее горячими сторонниками независимости были средние и мелкие городские слои, провинциальное дворянство. Аристократия же оказалась расколотой: в ее среде уже шел процесс кастилианизации, многие аристократические семьи перебрались в Мадрид и после восстановления независимости отпали от португальской короны; первый король из дома Браганса Жоан IV (1640–1656), стремившийся восстановить привычную социальную опору монархии, должен был проводить политику воссоздания аристократии, пополнения португальских грандов за счет преданного династии мелкого дворянства. Вместе с тем Жоан IV в условиях тяжелой войны, не чувствуя свое положение достаточно прочным, хотел заручиться максимально широкой поддержкой сословий.

По всем этим причинам в Португалии временно усилилась роль сословного собрания. Вплоть до 1668 г. страна была сословно-представительной монархией с сильной властью кортесов. Последние собирались достаточно часто, отрицали право короля на сбор не утвержденных ими налогов, имели свой постоянный орган — Комитет трех сословий для наблюдения за финансовой администрацией.

После заключения мира с Испанией активной роли кортесов сразу же пришел конец. Отныне они стали созываться лишь изредка и не вотировали налогов, но занимались только вопросами престолонаследия и династических союзов. Сложившийся к 1670-м годам государственный строй очень напоминал кастильский. За время испано-португальской унии и при Жоане IV в Лиссабоне развилась построенная по мадридскому образцу бюрократия центральных королевских советов, в которых также ключевые позиции принадлежали аристократии, тогда как проводниками королевской воли, как и в Кастилии, были секретари королевского кабинета, один из которых, ведавший общей политикой, именовался государственным секретарем. Современный португальский историк А. Оливейра Маркиш оценивает сложившуюся в конце XVII в. ситуацию как «раздел власти поровну между королем и аристократией»[77].

Налоговая система Португалии целиком строилась на косвенных налогах, причем основные доходы давали сборы с внешней торговли. В 1681 г. португальская корона получила около 75 % своих ординарных доходов благодаря обложению внешней торговли: европейской (40 %) и трансокеанской (35 %). Подъем колониального хозяйства, наметившийся с конца XVII в. и связанный с началом добычи бразильского золота, непосредственно способствовал росту финансовых ресурсов монархии.

Уже в первой половине XVIII в., при Жоане V (1706–1750), в Португалии наметилось нарастание абсолютистских тенденций, причем, как и в Испании, королевские секретари превратились в министров и возглавили специальные ведомства, благодаря чему была ограничена компетенция аристократических советов.

ДАНИЯ

Датский абсолютизм в социально-типологическом отношении может быть сопоставлен с классическим французским вариантом, поскольку и здесь абсолютная монархия возникла в обстановке определенного равновесия сил между приходящим в упадок дворянством и поднимающейся буржуазией. Но если во Франции абсолютизм развивался эволюционно, замедленными темпами, то Дания перешла к нему сразу, одним скачком от сословной избирательной монархии в результате государственного переворота 1660 г., своего рода «абсолютистской революции»; поэтому датские абсолютные монархи были гораздо меньше связаны необходимостью соблюдения традиций. Обращает на себя внимание и то обстоятельство, что несмотря на легкий, бескровный характер переворота сложившийся в результате него государственный строй оказался очень прочным — поколебать его и двинуть развитие вспять уже не могли ни военные неудачи, ни посредственность отдельных занимавших престол монархов.