В XVIII в. уменьшение рабочего времени, необходимого для производства товаров, становится сознательно провозглашенным принципом, повторяемым многими политическими теоретиками и памфлетистами. Однако это относится к раннебуржуазным странам в большей мере, чем к другим, и сам принцип осознавался все более широко по мере того, как век приближался к своей середине. На протяжении первой половины XVIII столетия производительность труда развивалась еще весьма медленно по сравнению с последующим периодом. В исторической ретроспективе очевидно, что это было время прогресса на данном техническом уровне, подготовлявшего революционное обновление технологии в главных отраслях производства. Такая подготовка, слабо осознаваемая современниками, по крайней мере до середины века, включала и развитие механики как научной основы будущего крутого переворота в технике.
На завершающей стадии мануфактурного периода в Англии была осознана перспективность применения силы пара. Пар придал ценность английским запасам железа и угля. На протяжении всей первой половины XVIII в. спорадически использовались машины. Однако это были не рабочие машины, но двигательные механизмы, не революционизировавшие технику производства. Паровая машина, изобретенная еще в конце XVII в., применялась только в качестве двигателя. В 1752 г., по мнению осведомленного современника, в Англии насчитывалось не более сотни «огненных механизмов» (т. е. паровых машин)[105]
.Разделение в мануфактуре процесса изготовления продукта на ряд отдельных однообразных производственных операций являлось предпосылкой для создания инструментов (а впоследствии и относительно простых рабочих машин), осуществлявших эти операции. В XVIII в. быстро умножалось число технических новшеств, которые вносили изменения в эмпирически найденные и закрепленные на длительное время традицией формы разделения труда. Это особенно относится к мануфактурам, образовавшимся в ранее не существовавших отраслях промышленности, в частности в производстве средств производства — все более сложных инструментов и паровых машин.
Поскольку в Англии шерстяная промышленность оставалась господствующей отраслью мануфактуры, именно в ней была проделана большая часть экспериментов, результаты которых были использованы позднее в других отраслях текстильной промышленности, особенно в хлопчатобумажном производстве. Число сложных станков в чулочно-вязальном производстве быстро возрастало, особенно в новых для него районах Ноттингема и Лейстера. В 1727 г. насчитывалось 2,5 тыс. станков близ Лондона и 5,5 тыс. в других районах страны. Более сложный инструмент, делавший излишней долгую выучку рабочего, стал использоваться при изготовлении многих товаров, в частности хозяйственных предметов, рассчитанных на массовый спрос, — подсвечников, кофеварок, металлических кувшинов и т. п. В отличие от железа плавка меди, бронзы и других цветных металлов осуществлялась не на дефицитном древесном топливе, а на угле. Развитие этих производств не могло не стимулировать опыты использования минерального топлива и в черной металлургии. Усовершенствование производства различного рода железных изделий — ружей, пушек, ножей — требовало более качественного сырья. Это, в свою очередь, служило стимулом для технических нововведений в черной металлургии и во всей добывающей промышленности. Важным было то, что в стране создавались условия, при которых новые изобретения не оставались долго не востребованными. Обогнав другие страны, Англия могла также более эффективно использовать технологические новшества этих стран, не находившие там применения.
Успехи в заимствовании чужого технического опыта, успехи промышленного развития зависели в главном и основном не от того, где были сделаны изобретения, а от того, насколько широко и интенсивно они внедрялись в производство. А это, в свою очередь, определялось экономическими условиями и социально-психологическим климатом, благоприятствовавшими или препятствовавшими внедрению новой технологии.