В апреле 1652 г. главные военные действия были перенесены в окрестности столицы, и возможности лавирования для парламента резко сузились. Вся его политическая программа сводилась к антимазаринистским лозунгам, и ненавидевший кардинала парижский плебс на них горячо откликнулся. Но народ не понимал нерешительности парламента. Парижане видели, что войска Мазарини стоят у стен города, что снабжение столицы все время ухудшается, что ей снова, как и три года назад, грозит блокада, а городские власти почему-то не хотят вступить в открытый союз со своими французскими принцами против угнетающего всех министра-иностранца. Прибывший в Париж 11 апреля Конде был с восторгом встречен народом. Обстановка в Париже была крайне напряженной. В конце апреля — начале мая чуть ли не ежедневно происходили народные волнения. Громили бюро налоговых сборов, лавки хлеботорговцев, имели место нападения на членов муниципалитета и отдельных сторонников Мазарини. Повсюду видя происки «мазаренов», народ склонялся к самочинной расправе с ними. Фрондирующие аристократы широко использовали столь благоприятные условия для развертывания своей демагогии, стремясь захватить власть над Парижем. Особенно отличался в этом герцог Бофор (внук Генриха IV), взявший на себя командование большим отрядом, набранным из парижских нищих, и выступавший с откровенно подстрекательскими призывами к избиению и грабежу «мазаренов».
Постепенно настроения народных масс стали меняться. 16 июня король дал понять депутации парламента, что Мазарини будет уволен при условии полного разоружения принцев-фрондеров. Обсуждение этого предложения в парламенте 21 и 25 июня сопровождалось манифестациями у его ворот; народ по-прежнему не хотел Мазарини, но он уже жаждал мира, и требования мира во что бы то ни стало звучали весьма внушительно. Опасаясь, что время работает против них, принцы прибегли к решительной мере. После того как армии Конде, разбитой 2 июля у Сент-Антуанских ворот, удалось войти в Париж, 4 июля 1652 г. по прямому наущению принцев было произведено вооруженное нападение на собравшийся в ратуше Большой городской совет; одни были убиты, другие бежали или заплатили выкуп.
Нельзя отрицать, что в действиях толпы, собравшейся в этот день перед парижской ратушей, проявилась извечная вражда плебейства к городской олигархии: советников и парламентариев избивали всех подряд, не разбираясь в. их мазаринистских или фрондерских убеждениях. Настроение в народе было тогда весьма неустойчиво, и принцы еще вполне могли этим воспользоваться. Но все же в резне 4 июля слишком активное участие принимали переодетые солдаты Конде и люмпены Бофора, чтобы она заслуживала чести называться подлинно народным восстанием. Это подтверждают последующие события. После 4 июля старый муниципалитет был распущен, провозглашен союз с принцами, купеческим старшиной был назначен популярный Бруссель. Но ни к какому росту политической или социальной активности народных масс эта «победа» не привела — напротив, народом овладевает явная апатия, растет понимание того, что принцы ведут столь же своекорыстную политику, что и Мазарини. Зато напуганная погромом буржуазия поняла, что с Фрондой надо кончать.
События развивались непреложным ходом. 12 августа король дал почетную отставку Мазарини, и кардинал вторично покинул Францию. 23 сентября в Париже была распространена королевская прокламация, приказывавшая парижанам браться за оружие, чтобы восстановить старый, низвергнутый 4 июля, муниципалитет. В Пале-Рояле состоялось большое собрание буржуа-роялистой, на их сторону перешла городская милиция, и уже 24 сентября Бруссель подал в отставку. 13 октября Конде выехал из Парижа, чтобы еще 7 лет воевать против своей родины вместе с испанской армией. 21 октября 1652 г. в столицу въехал король, даровавший общую амнистию, из которой были поименно исключены наиболее активные фрондеры; последние были отправлены в ссылку. Хотя декларация 22 октября 1648 г. не была отменена открыто, фактически было покончено с притязаниями высших судебных палат участвовать в управлении страной иначе, чем традиционным путем представления ремонстрация. 3 февраля 1653 г. в Париж как неоспоримый хозяин положения вернулся Мазарини.
Последним оплотом Фронды оставалась Гиень, в Бордо сидел принц Конти. Социальная ситуация здесь в корне отличалась от парижской. Если в столице плебейское движение, при всей его остроте, за все время Фронды никогда не пыталось идейно и организационно эмансипироваться от парламентского или аристократического руководства, то в Бордо была создана настоящая организация городской демократии Ормэ, взявшая власть в городе в свои руки и удерживавшая ее более года. Это не означало отказа от союза с принцами, но формально возглавлявший управление городом Конти во всех вопросах внутригородской политики должен был исполнять волю бордосского плебейства.