Европа перед катастрофой, 1890–1914

В Бельгии, самой густонаселенной стране Европы, процесс индустриализации происходил особенно интенсивно и быстро, и жизнь рабочего класса, по словам одного комментатора, была «настоящим адом». Владельцы текстильных фабрик, сталеплавильных заводов, шахт, каменоломен, доков и причалов относились к рабочим «как к зерну в жерновах». Четверть рабочих получали в день в пересчете на доллары менее 40 центов, другая четверть – 40–60 центов. Обследование в Брюсселе показало, что 34 процента рабочих семей ютились в одной комнате. Уровень неграмотности в Бельгии был самый высокий в Северной Европе, и детский труд использовался в таких масштабах, что лишь немногие дети могли посещать школу. Побуждаемое более «весомыми мотивами, чем доктрина»²³, рабочее движение в Бельгии основало свою партию в 1885 году без каких-либо шатаний и разбродов, поскольку просто не могло позволить себе такой роскоши. Самая сплоченная, дисциплинированная и самая серьезная из всех европейских социалистических организаций, бельгийская партия была и преимущественно пролетарской, хотя и возглавлялась неистовым интеллигентом Вандервельде. Юриста по образованию, блестящего оратора и сочинителя статей по проблемам рабочего движения особенно обожали женщины-социалистки, считавшие его «обаятельным и привлекательным физически»²⁴. Вместе с профсоюзами его партия организовала систему кооперативов, где рабочие покупали социалистический хлеб и социалистические башмаки, пили социалистическое пиво, устраивали социалистические каникулы, получали социалистическое образование в Новом университете, где читал лекции французский анархист и географ Элизе Реклю. Основанная Вандервельде в 1894 году, тогда же, когда фабианцы основали Лондонскую школу экономики, Бельгийская школа проектировала социалистический мир в недрах капиталистического общества.

Благодаря расширенному избирательному праву, завоеванному ценой жизни нескольких рабочих, Бельгийская рабочая партия в 1894 году получила двадцать восемь депутатских мест в самом буржуазном парламенте Европы. Появление этого единого блока, твердо и решительно настроенного свергнуть все институты существующего режима ²⁵, напугало правящий класс и вдохновило сторонников социализма, доказав, что Бельгия может стать первой страной, где утвердится социализм. Когда в 1902 году была предпринята вторая попытка всеобщей забастовкой добиться избирательного права по принципу один человек – один голос, многие не захотели рисковать и приносить в жертву то, что уже завоевано. Но возобладало мнение самых воинственных социалистов. Все еще могущественный и агрессивный правящий класс устроил расправу над демонстрантами, вышедшими на улицы Лувена. Под пулями погибли восемь забастовщиков, и партии понадобилось много лет, чтобы восстановить силы и моральный дух.

В Германии был Маркс, Франция прославилась революцией и Коммуной. Социализм во Франции был в большей мере духовный, но в силу фракционности менее фундаментальный и менее авторитетный, чем в Германии. Марксистской матрицей служила Французская рабочая партия, основанная в 1879 году Жюлем Гедом, консультировавшимся с Марксом и Энгельсом. Через два года Поль Бруссе отпочковался и организовал «поссибилистов», полагая, что освобождение рабочих возможно и без революции. Эдуард Вайян, наследник коммунаров-бланкистов, возглавил самостоятельную социалистическую революционную партию, от которой отделилось экстремистское крыло, назвавшееся «аллеманистами» по имени его лидера Жана Аллемана. Гед оставался самопровозглашенным хранителем марксистского учения, неустанно выступая против отступничества и ложных идолов. У Геда были длинные черные волосы, ниспадавшие почти до плеч, продолговатое лицо Иисуса Христа, дидактический длинный нос с пенсне, и всем своим обликом он напоминал страстного борца за веру, в данном случае за веру в необходимость неустанной борьбы против капиталистической системы. «Торквемада в очках»²⁶ – назвал его один современник, а Золя отметил его «особенно эмоциональную манеру жестикулировать и непреходящий кашель». Все помыслы Геда были только о революции, и он считал непозволительным любое сотрудничество с вражескими классами. Он был «импоссибилистом». Гед принадлежал к категории марксистов, одержимых предвидением катастрофы. Человечество, поглощенное материалистическими интересами, деградирует. Если промедлить, то социализм может наступить слишком поздно для его спасения. «Что мы, социалисты, можем сделать с деградированным человечеством? ²⁷ – задавался он таким сакраментальным вопросом во время разбирательств дела Дрейфуса. – Мы придем слишком поздно. Человеческий материал разложится, когда наступит время для строительства нашего нового дома».