Европа, тюрки, Великая Степь

Аттила без раздумий принял условия Аэция, он приготовился к бою именно на Каталаунских полях, не выгодных всадникам: рельеф местности благоприятствовал римлянам… Бой должен быть именно там, где пожелали враги. Даже в этой своей ненужной уступке Аттила остался кипчаком, которому из гордости трудно отказаться от заведомо невыгодного, лишь бы не прослыть слабым в глазах окружающих.

Дурное предчувствие росло, невыносимо жгло сердце. И Аттила медлил с атакой, когда войска уже выстроились в боевые порядки. Будто какая-то неведомая сила сдерживала его коня, связывала руки, мутила разум. Неуверенность полководца тут же передалась войску, армия забеспокоилась.

Объединенная армия Европы выжидала, тоже не сделав и шага.

Прошло желанное утро, а бой так и не начинался. Едва ли не до полудня тянул Аттила, терзаемый сомнениями. Он молчал, глядя на небо, молчал и Аэций. «Бегство печальнее гибели», — наконец прервал свое молчание великий кипчак и отдал приказ, когда солнце было уже высоко.

С возгласом «ура!» (что на языке кипчаков означает «бей», «рази») всадники устремились в атаку. Битва разыгралась, как взрыв, как внезапная буря. Аэций, воспитанник самого же Аттилы, прекрасно знал тактику боя степняков, он все рассчитал правильно. Атака захлебнулась.

Такого с Аттилой еще не бывало. Кипчаки опешили. Они впервые отступили.

И тогда их царь проявил былую мудрость: он успокоился сам. Может быть, это была его самая трудная в жизни победа — победа над собой. Потом он пошел к войску и нашел, что сказать. Его краткие фразы, как звуки рубящей шашки, распаляли сердца тюрков:

«Защита — признак страха».

«Отважен тот, кто наносит удар».

«Мщение — это великий дар природы».

«Пусть воспрянет дух ваш, пусть вскипит ваша ярость».

«Идущего к победе не достигают стрелы».

«Кто пребывает в покое, когда Аттила сражается, тот уже похоронен», — эти слова завершили речь. Он выдернул из ножен шашку, взмахнул ею, изображая над войском равносторонний крест, и тихо произнес: «Алла билэ» (по-тюркски — «С Богом!» или «Бог с нами!»)

«Сарын къоччакъ!» — прогремели в ответ командиры, и их возглас[20] утонул в яростном «у-ра-а!» всего войска.

В одно мгновение все смешалось. Боевые кличи, блеск шашек и пыль, которая поднялась за ринувшимися всадниками — мир перевернулся. «Алла билэ! Алла билэ!» — боевой клич кипчаков, как гром, раздавался над осиянными Каталаунскими полями, солнце и небо теперь отражались в тюркских шашках. На этот раз битва с объединенной армией Европы закипела по-настоящему.

Десятки тысяч трупов остались там. Степняки вернулись в свой лагерь только глубокой ночью, усталые и довольные. Утром, пощадив римлян, Аттила великодушно дал уйти их недобитой армии, что европейские историки расценили по-своему. Кто же захочет даже в проигранной войне признать свое поражение? И историки засчитали Аттиле поражение, а повергнутому им Аэцию — победу. Странную победу! Не зная продолжения событий, в нее можно и поверить.

А продолжение нешуточно: «проигравший» тюрк двинул свое войско на Рим. Он, «разгромленный», прошел по городам Северной Италии, оставляя на их месте руины. На подступах к Риму царя Аттилу поджидала депутация императора во главе с папой римским Львом I.

На Амбулейском поле депутация императора умоляла Аттилу миром решить судьбу Рима. Они были готовы на все, чтобы не видеть нового погрома в своем городе. Папа римский в мольбе встал на колени, подняв над собой равносторонний крест, символ тюркской культуры. Такой же крест был на знаменах Аттилы. Так Рим признавал полное превосходство тюрков.

Немногословный Аттила, желая унизить римского императора Валентиниана, потребовал, чтобы привели его сестру Гонорию с причитающейся ей долей имущества… С тех пор Рим стал «вечным городом», а Аттила с тяжелой добычей повернул домой, оставив за плечами опозоренную столицу Европы.

Запись битвы, как запись симфонии, позволяет и через тысячу лет воспроизвести аккорды этой великой музыки жизни. Война, что любовь, что смерть, что песня, была и будет спутником человека. Понимая это, древние тюрки воспитывали молодежь по-своему. Например, юноше, не прошедшему армейскую закалку, запрещалось жениться. В Великой Степи особо уважали воинов и войны, по ним вели свою историю. Там умели оценить исход любого сражения.

Каталаунская битва не исключение.

Почему никого из европейских сочинителей не смущало, что «поверженный» Аттила камня на камне не оставил в Северной Италии и Галлии? Что только признание папой Львом I тюркского креста спасло тогда Рим от разорения? Что блестящий «победитель», император Валентиниан, сам привел ему свою сестру на поругание?..

И это называется ИСТОРИЕЙ? Люди из зараженных источников черпают знания, передают их детям. А те уже никогда не станут гордиться своими славными предками.

Только задумаемся: по Иордану, армия Аттилы насчитывала полмиллиона воинов, а вслед за ними пришло в Европу до трех миллионов человек (таково было обычно соотношение численности армии и населения — 1: 5 или 1: 7). Но в остальной Европе вряд ли проживало больше.